Мать Элленгорна – невысокая худенькая женщина поразила меня таким рассказом. Хотя после устройства сына старшим научным сотрудником материально они стали жить неплохо, но жилищные условия были тяжелыми. Они ютились в полуподвале, стены промокали и промерзали, и надежд на улучшение жилья не было. С улицы по торцу дома к их входной двери шла узенькая лестница вниз, над дверью висела лампочка, в дожди и снег площадочку перед входной дверью заливало или засыпало снегом, грязь тащилась в квартиру, кирпичные ступени лестницы покрывались коркой льда. В дожди приходилось в лужу кидать кирпичи, чтобы наступать на них, а не ставить ноги в грязную жижу на площадочке перед дверью.

И тогда они придумали, как улучшить жилищные условия. В дом был приглашен Глущенко, который после сессии ВАСХНИЛ 1948 г. занял важный пост ученого секретаря Президиума АН СССР по биологическим наукам при президенте С. И. Вавилове. Власть у него была огромной. Звали его специально на вечер. Дело было глубокой осенью, дождливой и противной. Лесенка была высокой, узкой, с раскрытым зонтом спуститься к входу было невозможно, так что неминуемо надо было идти какое-то время под дождем. А мама Якова Евгеньевича, как она рассказала мне, гордясь своей выдумкой, вывернула лампочку перед входной дверью. Глущенко в кромешной тьме, да еще под дождем, конечно, оступился на этих проклятых кирпичах и плюхнулся в грязь. Вопрос был решен: семью старшего научного сотрудника спешно переселили в новый дом на Новопесчаной улице. Соседом наверху оказался известный антрополог М. М. Герасимов, который восстанавливал лица по черепам и очень прославился в это время (позже мы с ним тоже подружились).

Меня Яков Евгеньевич уговорил заняться тем, чтобы доказать, что в различных участках цитоплазмы клеток существуют зоны с сильно различающейся кислотностью и щелочностью. Для этого надо было вводить в срезы с растительных тканей, рассматриваемые при максимально большом увеличении микроскопа, красители, дающие окраску при разных значениях pH. То, что я видел и сообщал ему, его не устраивало. Он всегда считал, что я неправильно вижу, так как там, где, по его мнению, должны были быть сильно кислые зоны, я видел щелочные, и наоборот. Эта борьба продолжалась более года, после чего я перестал к нему ходить. Но мне удалось один раз свозить его в инвалидной коляске и в огромном ЗИМе ректора ТСХА Г. М. Лозы на лекцию в Тимирязевку. На нее пришли тогда Атабекова, Прянишникова, Геллерман, человек 20 студентов, и Яков Евгеньевич был очень рад этому событию.

Контакты с Элленгорном показали мне, какой была на самом деле наука лысенковцев, как они «добывали» доказательства неверности генетики.

Огромный след в жизни оставила первая поездка на целину летом 1956 г. после окончания второго курса. Весь наш курс, как и большинство студентов с других факультетов, были командированы почти на всё лето «поднимать целину». Нас погрузили в товарные вагоны, в которых были установлены двухъярусные нары, и суток пять мы ехали в Орск, а оттуда нас на грузовиках повезли в совхоз Буруктальский в Северном Казахстане. В этом месте на огромной территории прежних бескрайних казахских степей предыдущим летом распахали землю и начали выращивать пшеницу. Директором совхоза был Валерий Семенович Дзюба. Как говорили приехавшие до нас механизаторы, его предыдущим местом работы был лагерь для заключенных, где он был начальником. Это был могучего роста мужчина, ничем, впрочем, свирепым не отличавшийся, а даже напротив, довольно добродушно отнесшийся к нам, студентам.