Вечером Марья Станиславовна в сопровождении компаньонок отбыла на чей-то званый ужин, и вечернее домашнее застолье отменилось. И слава Святой Пятерке. Тиса спокойно поужинала в хлебной. И ближе ко сну, завершив дела насущные, девушка зажгла вэйновскую свечу и улеглась в кровать, листая библиотечные книги.

Уже через полчаса ее настроение несколько испортилось. Слишком много из написанного в книгах оказалось ей непонятным. Сухая формулировка понятий пугала заковыристыми оборотами. Но кое-что все же из прочитанного показалось ей интересным. Например, запомнилось высказывание знаменитого видящего прошлого века Ликардия Фоля: «Настоящий искун обязан видеть еще дальше», – считал мудрец: «Он должен читать лица людей, подобно умелому физиономику, дабы не стать орудием в руках лжеязыкой корысти. Первое правило уважающего себя Intago – используй дар, отпущенный тебе Единым, во благо, и никогда – для наживы собственной, либо чужой».

Как и рассчитывала Тиса, книги отвлекли ее от других мыслей, и заснула в этот вечер она более-менее благополучно. Другое дело, что ночь все равно выдалась беспокойной. И видения на сей раз оказались ни при чем.

Ее разбудили громкие крики за окном. Тиса поплелась к окну. Под тусклым светом уличных фонарей на противоположной стороне Бережковой дюжина человек гналась за тремя беглецами и при этом многоголосо ругалась. Убегающие неслись по мостовой не хуже оленей, придерживая шляпы руками. Последний толстяк в белом кушаке под сюртуком бежал последним. Кто-то в толпе преследователей поднял было стреломет, но не выстрелил.

– Шкуру сдерем! А ну стоять, твари!

– А вы поймайте сначала! Дроты-то у вас закончились! Хе-хе.

Но неожиданно беглецам стало не до смеха. Из переулка им наперерез выбежали двое. И сразу же через мостовую протянулась алая светящаяся лента-бич. Один из них оказался вэйном. Проявив чудеса изворотливости, беглецы отпрыгнули от бича и резко сменили направление. Они бросились к каналу и ловко запрыгнули на его ограждение. В последний момент вэйн вскинул скип и послал вслед еще один алый хлыст. Светящаяся в темноте лента не задела ног первых двух беглецов, но сбила третьего – толстяка в кушаке. Более удачливые приятели оглянулись на невезучего товарища, но мешкать не стали – нырнули в реку с головой. Темнота, сгустившаяся над каналом, не позволила Тисе разглядеть их. Похоже, не только ей. Ловцы тщетно перевешивались через перила балюстрады, пытаясь высмотреть ныряльщиков.

Толстяка подняли на ноги и с размаху влепили ему кулаком в скулу. Дюжина на одного! На этом Тиса не смогла дольше наблюдать. Натянув спешно на себя платье, девушка вышла в коридор. Сбежав вниз по лестнице на второй этаж, она остановилась у окна. Отдернула шторы, оголяя окно.

– Что вы здесь делаете, барышня? – услышала она за спиной строгий мужской голос.

От неожиданности Тиса отступила, а Лев Леонидыч с невозмутимым видом снова зашторил окна.

– Там человека бьют, – пролепетала она.

– Это никак не мое дело и, тем паче, не ваше, – он поправил сбившийся на лицо ночной колпак. – Прошу вас воротиться в комнаты, барышня. Ступайте же.

Коридор озарился дрожащим тусклым светом, кто-то необъятный в исподнем нес свечу. И Отрубин простонал «Ну, Мари, ну вы-то зачем поднялись?» поспешил туда. Послышались голоса, это стали собираться разбуженные уличными разборками домочадцы.

– Расходитесь! Ну, чего застыли, как мухи в зиму? Подумаешь, драка, эка невидаль, – принялся всех разгонять Лев по-хозяйски.

Когда Тиса вернулась в свою комнату на третий этаж, мостовая за окном уже обезлюдела.