Тянь Фугао собрал нескольких человек из бригады и вместе с Шаоанем они заново оштукатурили пещеру. В ней было сыро, и Шаоань несколько дней подряд жег внутри дрова.

Теперь Шаоань оклеивал окна, а Цзинь Бо подавал ему с кана клейстер и бумагу. Его сестра Цзинь Сю уже принесла из дома газет и оклеила стены вокруг кана. Вместе с братом они притащили номер «Народного иллюстрированного журнала»[27] и пустили его на картинки, заклеив пестрыми изображениями каждый уголок. Шаоань был им как родной. Вся семья Цзинь готовилась к его свадьбе.

К полудню Шаоань покончил с окнами, а Цзинь Сю украсила все стены. Дом был как новенький.

Шаоань потянул Цзинь Бо с сестрой к себе обедать. По старому обычаю, в день забоя следовало угостить бойца как следует – готовили пшенную кашу со свиной требухой. Но Цзини повели себя как сообразительные взрослые ребята. Они не пошли с Шаоанем и убежали домой.

Шаоань разжег огонь в печи, прикрыл дверь и побрел домой.

После обеда, прихватив пару десятков юаней, он пошел в Каменуху купить сигарет и водки для гостей. Дел было невпроворот. Шаоань шел, перекинув через плечо нитяную торбу и лениво потягивая самокрутку.

Холодные горы казались тихими и совершенно необитаемыми. Их уступы и канавы обнажились, не скрытые больше от глаз. Желтая земля смерзлась, как камень. На дальнем склоне порой проглядывали участки высохших гаоляновых стеблей. Ветер трепал их и пригибал к камням. Это были поля кадровиков, оторванных от всякого хозяйства. Деревья на холмах и у воды уже сбросили листву и стояли, уныло подрагивая под ледяными порывами. Семена их покоились глубоко под землей, забывшись долгим зимним сном. Над ними кружились ворóны, выискивая отбившиеся зерна. Их карканье, наполненное скорбью и унынием, неслось над долиной…

Речка была скована льдом, а поверхность льда покрыта слоем серой пыли. На склонах по обе стороны реки повсюду чернели подпалины, оставленные деревенскими хулиганами, – темные на желтом. Погода стояла ясная, но отнюдь не теплая. Солнце словно бы отдалялось от земли и не в силах было согреть ее вновь.

Шаоань медленно шел по шоссе, накинув на плечи лямки торбы. Он склонял голову как можно ниже, стараясь спрятаться от пронизывающего ветра, отчего его высокое тело выгибалось дугой. Ветер с резким свистом выныривал из канав, время от времени покрывая его с ног до головы придорожной пылью. Желтые листья и сухую траву несло в сторону поселка…

Наконец Шаоань добрался до отдела снабжения и сбыта, купил дюжину бутылок самой дешевой водки, пять блоков сигарет и немного аниса с сычуаньским перцем для мяса.

Разложив покупки, Шаоань подумал, что надо бы зайти в коммуну, помахать рукой своему однокласснику Гэньминю и пригласить его на свадьбу. Гэньминь, Шаоань и Жунье вместе учились в Каменухе. Потом приятель закончил среднюю школу в уездном центре и стал работать в аппарате – секретарем коммуны. Они очень дружили в школе. Хотя Гэньминь стал теперь большим человеком, он никогда не заносился, и они общались по-прежнему.

Потом Шаоань подумал, что они с Сюлянь все равно придут в коммуну за свидетельством о браке, которое будет проходить через руки секретаря – тогда и пригласить будет самое оно.

Шаоань оставил идею о том, чтобы тащиться в коммуну с тяжелой торбой, и решил идти домой. Проходя по холодной улице мимо парикмахерской, он остановился. «Отчего бы мне не зайти постричься?» – подумал он.

Шаоань долго колебался. Он отродясь не тратил денег на стрижку. Когда волосы отрастали, его корнал их бригадный бухгалтер Тянь Хайминь. У Хайминя был полный набор парикмахерских ножниц, но он, как правило, стриг только домашних. Однако стоило Шаоаню заикнуться о стрижке – и тот никогда не отказывал, а порой и сам предлагал свои услуги. Мастер из Хайминя, правда, был ни к черту – он часто выстригал клоками и уступами. Теперь, накануне свадьбы, не мешало бы постричься поприличнее. Но и стоило это удовольствие минимум двадцать пять фэней.