– Мне самой цирковое прозвище не особо нравится. Будто я смешная какая. Вот у Алины – «Джоконда», звучит классно! Мне тоже хотелось чего-нибудь выразительного. Показывали как-то по телику фильм старый, «Собор Парижской богоматери». Меня сразу окрестили «Эсмеральдой», на зависть всем Лизам-врединам.

– Что ещё за Лиза-вредина? – поинтересовался Сэм. – Мне кажется, я уже не в первый раз про неё слышу.

– А, есть у нас такая, – беззаботно пояснила Таня. – Всегда хочет на первых ролях быть. Поёт ужасно, но в солистки постоянно лезла. Наглющая. Зато, если чего-то хочет, лебезит, лапочку изображает. С девочкой одной домашней познакомилась, у той мама добрая оказалась. Вот и тянула Лизка оттуда и конфеты, и книги с журналами, и даже вещи хорошие поносить. Нет, не воровала, ей так давали. А она потом в детдоме обмены устраивала с выгодой. В общем, никто её не любит, за глаза только врединой и зовут. Её, конечно, бесит. Ух, как моё новое прозвище ей не понравилось! С пеной у рта доказывала, что я не похожа. Но другие не согласились.

Сэм подумал, что первые впечатления о подростках, полученные ещё в кафе, снова находят подтверждение в их бесхитростных рассказах. А сам детский дом имени Галушкина представляется уголком советского прошлого, где воспитатели строго следят за нравственностью подрастающего поколения, разрешая смотреть в основном идеологически выдержанные фильмы советского же периода или нестареющую классику.

Вслух Сэм сказал, что прозвища ему нравятся, но, конечно, друзей он будет называть по именам. А потом зачем-то заметил, что героиня романа Гюго была цыганкой.

Наступило молчание. Таня тряхнула волосами и ответила:

– Ну да. Была. Может, я тоже цыганка. Я ведь не знаю, кто мои родители…

Олдбрук извинился за невольную бестактность и пробормотал насчёт того, что ничего не имеет против детей свободолюбивого племени. На том обед и закончился.

…Зато началось плавание. Сэм занял место у штурвала и подробно объяснял юным мореходам премудрости управления яхтой. Девушки сидели или прогуливались по палубе, глазели по сторонам и обменивались впечатлениями. Учительница, испытавшая невольный страх от обилия морской воды вокруг и принявшая любезно предложенное средство от укачивания, вызвалась приготовить что-нибудь оригинальное на ужин.

Время летело незаметно, начало смеркаться. Сэм успел рассказать о массе вещей. Какая мощность у двигателей, сколько воды и продуктов следует брать в запас на человека, рассчитывая на всякие непредвиденные ситуации. Зато ничего не говорил о том, где конкретно они находятся. Неискушённые в морском деле путешественники не подозревали, что скоростное судно уже прилично отклонилось от оптимального курса, по которому пролегал бы маршрут большинства кораблей, барж и паромов в этом районе. Нигде вокруг не светились бортовые огни встречных судов, а ветер и качка постепенно усиливались. Алина вскоре не выдержала, а вместе с ней ушла вниз брюнетка. Вскоре Сэм предложил юношам отдохнуть. Пусть разойдутся по каютам. Так удобнее будет работать с материалом.

Примерно через полчаса яхта сбавила ход, повинуясь включенному автоматическому управлению. Сэм тоже спустился в приветливые недра – вроде как передохнуть и погреться.

Но, когда он вновь появился на палубе, все пассажиры, находившиеся в каютах, пребывали в глубоком гипнотическом сне, близком к состоянию летаргии. Сэм, привычно ссутулившись, поскольку идеальную выправку демонстрировать больше не было нужды, вытащил спутниковый телефон, наладил связь и сказал в трубку несколько отрывистых фраз невидимому собеседнику. Уточнил место встречи и снова взялся за управление.