На кой чудак-англичанин снабдил обновы нашивками на внутренних карманах с именами «Таня» и «Алина»? Чтобы не перепутали? Так они сами разберутся. Может, лучше подозрительные презенты вообще не принимать? Вряд ли Сэм что-то делает зря. Зачем ему понадобилось помечать курточки?

Учительница тоже подивилась дарственной надписи на чудесно оформленном томике Байрона:

«Самой лучшей и прекрасной учительнице московского детского дома имени С. Галушкина – в память о приятных беседах на двух столь разных, но одинаково близких для нас языках. Сэм Олдбрук».

Хорошо ещё, что фамилию, имя и отчество «англичанки» не указал.

Не успели путешественники толком осмотреться и порадоваться дарам, как в каютах щёлкнули репродукторы, и бодрый голос хозяина объявил:

– Дамы и господа! Прошу всех снова собраться в кают-компании. Нужно основательно подкрепиться – и в путь!

…Сэм продолжал находиться в приподнятом настроении, стараясь заразить им всех. Галантно прислуживал за столом дамам, балагурил, а в конце трапезы невзначай поинтересовался происхождением прозвища Кости.

– Было, давно уже, когда я со скуки стал много прикалываться на уроках. Ну, хулиганил потихоньку. То тетрадку у соседа стащу, то резинкой в Таню брошу – не сильно, а так, чтобы обернулась и язык показала.

Сверчок рассказал, что скука была оттого, что он задания слишком быстро выполнял, а играть в «морской бой» или «крестики-нолики» не получалось.

– Одна учительница меня усиленно перевоспитывала. Заставляла на первой парте сидеть или ставила у доски и давала держать указку деревянную. Она длиннющая была, неудобная. Как-то раз додумался я с ней лошадку изобразить, поскакал. Все хохочут, а училка вдруг говорит: «Посмотрел бы ты на себя со стороны: на кузнечика длинноногого верхом на палке похож». И велела на доске десять раз написать: «Всяк сверчок знай свой шесток». Вот и приклеилось ко мне прозвище.

Костя добавил под смешки, что стрекотать он так и не научился. Зато поговорку с тех пор часто использует. А Сэм, глянув на него, подумал, что кандидат, пожалуй, излишне лохмат. Привести в порядок его голову у модного стилиста? Нет, не стоит. Лёгкая небрежность в волосах лишь добавляет уникуму мужского очарования.

Таня не удержалась и, с общего разрешения собрания, рассказала о других детдомовских прозвищах, без которых, естественно, невозможно обойтись.

– Те, что обидные, конечно, мы не принимали никогда. Тем более в своём кругу. Алину как только не обзывали: и «Зубрилка», и «Зануда», и «Хилячка». Потом это быстро прошло, начали «Святой» называть из-за фамилии. Тоже не прижилось. Года три назад возникло «Мона Лиза». Откуда упало – никто не помнит. Но Лизы у нас в детдоме и так есть, целых две, они дико возражали. Так что Алина у нас теперь Джоконда.

«Надо же, – подумал Сэм. – Насколько близки, оказывается, мои представления и образные ощущения этих детей».

– Ну, меня вроде меньше дразнили, но и такое бывало, – продолжала Таня. – В основном я была «Циркачка», да и сейчас нередко так говорят.

– А почему так?

– Она ловкая очень, – не выдержал и вылез вперёд Володя, словно гордился талантами девушки, принадлежащей к его «стае». – Один раз мы на физкультуре целое представление устроили. Держим мы со Сверчком, значит, длинную палку металлическую от гимнастического снаряда на плечах, а Таня по ней туда-сюда ходит, как кошка. Даже ни разу не покачнулась, факт! Ох, и попало нам тогда! Но я уверен, она и по канату сможет ходить. Ну, а то! А ещё она жонглировать умеет. Покажи, Тань!

Циркачка стала отнекиваться для виду, но продемонстрировала своё искусство с пятью разнокалиберными яблоками, высоко подбрасывая их в воздух и ни разу не ошибившись. Сорвав заслуженные аплодисменты, она зарделась, церемонно поклонилась, села на место и продолжила рассказ: