Ожидание смерти погрузило дом и его обитателей в уныние и тоску. Никто не разговаривал друг с другом, все делали свою работу, прислушиваясь к кашлю мистера Даррелла. Если он издавал хоть какой-то звук, значит, еще жив, и мы в безопасности. Через месяц мучительной агонии мистер Даррелл скончался, и весь дом погрузился в траур, ведь он был добрым и

справедливым хозяином, который не обижал своих слуг. Однако их пугала не столько смерть, сколько столкновение с неизбежностью – новым прогрессивным молодым хозяином.

Смерть мистера Джеймса Даррелла стала первым настоящим ударом по моему детскому миру. Помню, как в тот день дом погрузился в гнетущую тишину, нарушаемую лишь приглушёнными рыданиями Маргарет и ее сестер. Мне тогда казалось, что даже стены дома, пропитанные теплом его доброты, начали трескаться и осыпаться. Мама тоже была подавлена, но старалась держаться ради меня. Мы стояли у входа в дом, пока выносили тело. Маргарет крепко держалась за мамину руку, по ее щекам текли слезы, и я впервые осознал, что боль может быть такой сильной, даже если человек молчит. Это зрелище навсегда осталось в моей памяти: лицо мистера Джеймса – такое спокойное, будто он просто спал, и Маргарет, прижавшаяся к маме, как испуганный ребенок.

Похороны были скромные, поскольку мистер Джеймс считал, что умершему все равно, насколько роскошный бант у него красуется на гробу. Маргарет разрешила слугам попрощаться с хозяином после того, как все гости, включая ее сестер, покинут имение. Честь произнести прощальные слова досталась маме, поскольку она была самой грамотной из слуг и легко могла облачить свои мысли в высокопарные слова.

В этот день меня позвала Маргарет и вручила памятный подарок – запонки из белого золота с большим зеленым рубином по центру и письмо, которое просил передать мне мистер Даррелл. Конечно, я узнал эти запонки, но меня больше волновало, что написано в письме. Я побежал к себе в комнату, прижимая так сильно полученные подарки, что у меня несколько минут на груди оставались следы этих запонок. Закрыв накрепко дверь в комнату, укутавшись в теплое одеяло, я раскрыл письмо и приступил к чтению. Аккуратный и каллиграфический почерк мистера Даррелла растрогал мое сердце так, что слезы мешали читать письмо.

«Дорогой Бомани, ты вырос на моих глазах и стал сильным и добрым мальчиком. Я хочу, чтобы ты не забывал, трудности в жизни будут всегда, каждый будет пытаться сломить тебя, однако они могут повредить лишь твою физическую оболочку, но не твою волю.

Я помню, как готовился к встрече друзей из Бостона и надевал эти запонки, которые подарил дорогой мне человек. Ты посмотрел на меня и сказал: «Если бы у меня были такие запонки, я бы был похож на настоящего джентльмена». Я тогда посмеялся и сказал, что джентльменами нас делают не запонки, а наши поступки. Так и есть, ты увидишь еще много людей в дорогих запонках, которых тяжело назвать настоящими мужчинами.

Однако эти запонки по праву твои, пусть они служат напоминанием тебе каждый раз, когда ты будешь на них смотреть, то будешь вспоминать старого доброго Джеймса, который верит, что ты и есть настоящий джентльмен, и у тебя обязательно получится еще показать этому миру, кто ты есть.

С уважением,

твой друг Джеймс».

Немного успокоившись, я спрятал запонки и письмо за комодом. Это письмо я перечитывал еще много раз, когда сталкивался со сложностями, а они в моей жизни только начинались. Я и не представлял, как хорошо жил до того момента, как хозяином дома стал Роберт Даррелл.

3

На следующее утро после похорон все обитатели дома вновь ожили, отложив мысли о тягостной утрате в дальний ящик, и с замиранием сердца готовились к приезду нового хозяина. Рецепт успешного исцеления от душевных ран – появление свежих проблем, заправленных соусом неизвестности с привкусом безысходности. Поварихи с жаром готовили свои лучшие блюда, создавая кулинарные шедевры на любой вкус, а служанки с безупречной тщательностью натирали хрусталь и серебро,