«Люди боятся того, чего не понимают. Это не их вина и уж точно не твоя». Ведь все, что вызывает негативные эмоции, человек интуитивно старается избегать.

Мы с мамой жили на цокольном этаже с другими слугами, но благодаря хлопотам Маргарет, у нас была отдельная комната. Она была слишком тесной для двоих и обставлена довольно бедно: серые стены, холодный каменный пол, кровать и деревянный комод. Самым ценным предметом в комнате был мой письменный стол – личный уголок для занятий. Несмотря на все недочеты, я любил эту комнату, потому что после тяжелого рабочего дня мы с мамой оставались наедине и могли делиться друг с другом своими мыслями. Больше всего мне нравилось, когда она усаживала меня за стол и учила читать и писать. Мне это давалось довольно легко, но я не понимал, зачем мне учиться, если я всегда могу обратиться к ней. Все же Ифе не сдавалась и терпела мои капризы. На мое желание получить от нее быстрый ответ на волнующие темы, она обычно говорила: «Бомани, если ты не научишься думать сам, то станешь легкой добычей для тех, кто будет внушать тебе свою искаженную правду».

До пяти лет я был счастливым и послушным мальчиком. Моя жизнь, хоть и не лишённая трудностей, казалась мне

упорядоченной и светлой. Однако у каждого в жизни наступает момент, когда пелена спадает с глаз и весь мир, который ты строил аккуратно по камушку, рушится в одно мгновение.

Я прекрасно помню день, когда моя детская наивность столкнулась со взрослой беспощадной реальностью. Все началось, когда мы узнали, насколько серьезно болен мистер Даррелл. Он несколько дней не выходил из своей спальни, а Маргарет, не сдаваясь, рассказывала маме о предполагаемых диагнозах врача и новейших методиках лечения. Однако ничего не помогало, и старику становилось все хуже и хуже. Я любил мистера Джеймса, он был единственным мужчиной в моем окружении, который был добр со мной. Остальные либо боялись, либо завидовали.

Когда в очередной раз Маргарет рассказывала маме о хорошем специалисте с уникальной методикой лечения, я решил тайком взглянуть на больного и хоть немного развеселить его. Ифе запрещала мне подниматься на третий этаж, где располагалась спальня господ. Но разве существуют запреты, если твои действия способны облегчить жизнь другого? Я тайком прокрался к комнате, избегая других слуг, и бесшумно зашел в холостяцкую спальню мистера Джеймса. Он потерял жену во время рождения Маргарет и больше не женился, уверяя, что смерть не дает ему право предавать жену. Мистер Даррелл лежал в темной прохладной комнате, укрытый с ног до головы теплым одеялом, а все тело, будто предавая его, бросало в дрожь. На полу валялись окровавленные платки, и у меня появилась мысль о том, что возможно кто-то его пырнул ножом. Эта мысль настолько меня напугала, что я подбежал к нему и начал кричать, что есть мочи:

– Мистер Даррелл, мистер Даррелл, вы живы?

– Вроде еще жив, Бомани, – хриплым голосом произнес он, мягко улыбаясь и кашляя в платок.

– Я не хотел вас тревожить, просто мне показалось, вам так грустно лежать тут одному, что вы были бы не прочь с кем- нибудь поговорить, – сказал я, не отрывая от него озорной взгляд.

– Ты правильно сделал, что пришел, только не говори об этом никому, а то нам двоим хорошенько влетит, – улыбаясь, сказал он, разрешая мне запрыгнуть на его большую кровать и сесть рядом с ним.

– Вам не влетит, вы же болеете, – с умным видом произнес я,

– все проблемы беру на себя.

Усевшись поудобнее, мистер Даррелл начал рассказывать о своей любимой жене Керри. Она, несомненно, была прекрасной женщиной, раз выбрала себе такого замечательного мужа. Когда мистер Даррелл уснул, я не спешил уходить, рассматривая его добрые глаза и грустную улыбку, стараясь сохранить эту картину в памяти. Меня пугала лишь мысль о том, что рано или поздно наши разговоры по душам станут всего лишь воспоминанием. Мистер Даррелл был моим лучшим другом, оберегающим меня и маму от всех мирских бед. Мне вспомнилось, как однажды дети слуг, не желавшие со мной играть, случайно столкнули меня с порога, и я ударился о край острого косяка рукой. Кровь была повсюду, от этой картины в глазах начало темнеть, а детский хохот звучал все тише и тише. Вдруг появился мистер Даррелл, который молниеносно забил тревогу. Мама с Маргарет уехала в гости к одной светской особе, чье имя я не помню, поэтому мистер Джеймс самостоятельно, не теряя ни минуты, завязал тугой жгут, усадил меня на лошадь, прижал меня к себе и поскакал с такой скоростью, что я подумал, мы летим в рай. Но до рая было далеко, поэтому мы остановились в больнице. Он взял меня на руки и понес через черный вход в больницу. Мистер Шварц, семейный доктор Дарреллов, отказывался меня принимать. Я начал терять сознание, поэтому смутно помню их разговор: