Обрученная с врагом Лариса Петровичева
1. Глава 1
Регистрация прошла легко. На удивление легко. Не было ни пыточного зала, ни дыбы, ни приторно-мягкого допроса – ничего такого, чем стращали преподавательницы в училище. Сонный районный инквизитор записал в карточку рост и вес Эльзы, снял ксерокопию паспорта и осведомился:
- Головные боли бывают? Спонтанные вспышки агрессии?
- Нет, - едва слышно ответила Эльза. – Нет, ничего такого…
- С щитовидкой проблемы есть?
- Нет, - прошелестела Эльза.
- Ну и хорошо, - инквизитор даже улыбнулся: дескать, не робей, где наша не пропадала. Судя по круглощекому простецкому лицу в конопушках и взлохмаченным светлым волосам, не желавшим смирно лежать в форменной стрижке, он приехал в столицу из какого-нибудь маленького поселка на севере. Должно быть, охотился на медведей или ловил рыбу, и до поры до времени даже не думал о работе в инквизиции…
Эльза и сама не знала, почему вдруг задумалась о прошлом этого человека. Инквизитор тем временем сделал еще какие-то пометки на листке в тощей папке личного дела и, вынув из ящика стола коробочку с печатью, спросил:
- Цель приезда в столицу?
- Учеба, - торопливо откликнулась Эльза и нервно схватилась за сумочку: там лежало направление из училища в институт. – У меня тут…
Инквизитор отмахнулся.
- Ладно, верю, - между верхними зубами у него красовалась щербинка. – Дам тебе сейчас квиток, что поставлена на учет, отнесешь в деканат. Давай руку ладонью вверх.
- Левую или правую?
- Какую хочешь.
Эльза покорно протянула левую руку, внутренне подобравшись в ожидании пронзительной боли, которую должна оставить инквизиторская печать, властная и безжалостная сила, которая сковывает ведьму и не позволяет ей творить зло. Но никакой боли не пришло: прикосновение печати к коже оказалось легким и почти незаметным. На несколько мгновений на ладони проступил рисунок – изящное переплетение каких-то букв и тонких линий – и погас. Инквизитор посмотрел на часы и сообщил:
- Твой уровень – Альфа. Самый слабенький.
Эльза с трудом выдавила жалкую улыбку. Слабенький… Значит, не все так страшно и плохо.
Ей вдруг стало очень легко и спокойно. На какое-то мгновение Эльзе показалось, что она сейчас взлетит.
- Я такая же, как все? – осмелилась спросить она. Инквизитор кивнул и захлопнул папку.
- Все нормально, не переживай. Держи квиток, в коридоре – кулер, водички попей. И посиди, отдышись. Может голова закружиться.
Эльза качнула головой и поднялась с неудобного стула. И это все? Сколько времени прошло, минут десять?
Девчонка, которая заходила в кабинет после нее, была бледной до синевы и сжимала простенькую сумочку так, что тонкие пальцы казались окаменевшими. Эльза хотела как-то подбодрить ее, но почему-то не стала.
Вода в кулере оказалась ледяной до ломоты в зубах. Опустившись на желтый пластиковый стул возле стены, Эльза медленно сделала несколько глотков. Вот и все, она законопослушная гражданка, она ничем не отличается от остальных жителей королевства…
Из кабинета донесся крик – резкий, пронзительный, словно ведьму там кромсали на части тупыми ножами.
- Не… не сме… Нет!
Крик оборвался, а Эльза вздрогнула всем телом: от страха она сжала пластиковый стаканчик так, что вода вылилась на джинсы. Одна из бесчисленных дверей в коридоре открылась, выпуская немолодого мужчину в форме – он нырнул в кабинет и вскоре практически выволок девушку, зашедшую после Эльзы. Лицо ведьмы было залито кровью, левая рука неестественно выгнута, и зеленые нити печати полыхали зловещим огнем. Лохматый инквизитор вышел следом и как-то виновато промолвил:
- Кто б мог подумать…
- Не берите в голову, Лютер, - отмахнулся мужчина в форме и сгрузил девушку на стул так небрежно, словно она была тюком с тряпьем. Звонко пощелкав пальцами, он мягко ткнул раскрытой ладонью в белый лоб ведьмы. Та содрогнулась всем телом, и изумрудное полыхание печати принялось медленно угасать.
- Наверно, уровень Каппа, да, господин Хенкель? – робко предположил Лютер, задумчиво почесывая кончик носа.
- Берите выше, - уважительно произнес Хенкель. – Окулус.
Лютер только руками развел. Сейчас он был похож на рыбака, который внезапно выудил сома в луже. Эльза так и не могла понять, почему смотрит на этого человека и видит тихие озерные воды, старую лодочку с облупившейся зеленой краской на боках, красно-белый поплавок на волнах…
Когда Хенкель скрылся в своем кабинете, Лютер сунул руки в карманы и, словно извиняясь, сказал:
- Тати, тебе с таким уровнем просто так работу не дадут. Извини. Обязательно под надзором. Это не моя прихоть, тут действительно ничего нельзя поделать.
Девушка посмотрела на него с такой лютой ненавистью, что Эльза похолодела.
- Изверг, - прошептала она. – Истязатель проклятый. Куда мне теперь деваться?
Лютер виновато отвел взгляд.
Тати шмыгала окровавленным носом, и Эльза, глядя на нее, понимала, что ей несказанно повезло иметь всего-навсего уровень Альфа, с которым открыты все пути. Она хотела пожалеть несчастную ведьму, сказать ей хоть слово, но прекрасно понимала, что не будет этого делать.
В этом мире каждый за себя.
Тем более, если ты ведьма.
***
Квартирка, которую сняла Эльза, выходила на проспект Покорителей – когда наступил вечер, Эльза поняла, какого дала маху, согласившись на предложение агента по недвижимости. По проспекту на полной скорости гоняли на мотоциклах, из окон и дверей бесчисленных кафе и ресторанчиков летела музыка и разговоры, и тяжелые темные шторы почти не спасали от сияния рекламных щитов. С другой стороны, институт в двух кварталах от дома, магазины и клиники под боком, так что нет худа без добра. Эльза поплотнее задернула шторы, принесла с кухни синюю пиалу с чаем и пакетик с конфетами и, устроившись на диване, включила телевизор.
Старенький, похожий на огромный ящик, он показывал всего один канал – второй. Пока налаживалась картинка, Эльза вслушивалась в голоса из динамиков: должно быть, шло какое-то ток-шоу. Ну и ладно, можно отдохнуть, не забивая голову серьезным и умным. Для серьезного и умного у нее будет учебный год.
- …лишены гражданских прав, и я уверен, что их давать не следует.
Помехи рассеялись. Лицо человека на экране – молодое, холеное, с красивыми чертами античной статуи и пронизывающим жестким взглядом профессионального убийцы – принадлежало инквизитору: Эльзе не надо было смотреть на титры, чтобы понять, кто перед ней.
В студии поднялся шум. Молоденький ведущий, успевший прославиться исключительно либеральными взглядами и скандальными темами передач, вскинул руку, призывая к тишине.
- Но мы прекрасно понимаем, господин Хольцбрунн, что времена меняются, - уверенно промолвил он. – Раньше верили, что кусок мяса в пятницу приводит в ад. И теперь мы можем...
Хольцбрунн посмотрел на него так, что ведущий стушевался, но тотчас же независимо подбоченился. На экране появилась алая полоска с белыми буквам: Мартин Хольцбрунн, старший советник инквизиции.
- Религиозные догматы тут не при чем, - отчетливо проговорил он. Голоса в студии сразу же стихли: Хольцбрунн подавлял. От его высокой худощавой фигуры катилась тяжелая мрачная волна, заставлявшая покорно опускать голову и становиться на колени, умоляя о пощаде. – Посмотрите на экран.
Освежающий зеленый чай с жасмином утратил вкус. Эльза почувствовала неприятный тянущий холод в животе, как при отравлении. На огромной панели в студии появилась официальная фотография. Фас, профиль, табличка с номером. Совсем юная кареглазая девушка с золотистой косой. Левая часть лица – сплошной кровоподтек.
- Кристина Браун, - почти доброжелательно произнес инквизитор, небрежно махнув рукой в сторону фотографии. – Шестнадцать лет. Нарисовала у однокурсника паутинку на подкладке пиджака, и парень умер через двое суток, отказали почки. Оказывала сопротивление при аресте, тяжело ранен один из наших сотрудников. Паренек не захотел с ней встречаться. Только и всего.
Щелчок – новая фотография на экране. Испуганная, коротко подстриженная брюнетка, с вытатуированной на шее бабочкой.
- Таисия Шерман. Пятнадцать. Цепь-порча на тарелках родителей. Мать успели откачать, отец умер в реанимации. Хотела жить одна в квартире, а родители мешали. Запрещали ей водить дружбу с маргинальными личностями. Вот и отобедали, как говорится.
Камера скользнула по лицам зрителей, взяв крупным планом женщину, прижимающую к губам кончики пальцев. Доброжелательное красивое лицо, искаженное испугом, казалось постаревшим.
Снова щелчок. На экране возникла угрюмая толстушка, смотревшая с вызовом, за которым виднелся страх, граничащий с паникой. В ушах по три сережки. Маленький шрам над губой.
- Маргарита Шоу. Девятнадцать. Работала нянечкой в детском саду, шестеро детей пострадали. Выпивала их энергию при помощи ласточки. Тоже порча, с таким вот милым названием, - Хольцбрунн откинулся на спинку диванчика и, сцепив пальцы на остром колене, продолжал: - И таких вот очаровательных барышень я за годы работы видел очень и очень много. Самое страшное то, что в толпе вы не отличите их от законопослушных гражданок. И вы никогда не знаете, что именно они делают прямо сейчас, в эту минуту. Может, привораживают вашего мужа. Может, пожирают силы вашего первенца. Может, убивают ваших родителей.
Лицо ведущего потемнело. То ли свет так лег, то ли молодой человек непрофессионально хотел схватить факел и вилы вместо тонкого микрофона с логотипом телеканала.
