– Это Секира Варуны, сынок, – негромко молвил жрец, хотя прекрасно знал, что сказанное им не станет новостью для правительницы и ее сына. – Небесная Секира… Когда-то Варуна, основатель нашей страны, принял ее из рук самого Солнечного Митры. Злая магия стигийских чародеев не смогла повредить вождям с Секирой в руках. Но даже Секира бессильна против предательства… – старый прелат замолчал, вспоминая уроки минувшего.

– Наша история известна мне, о почтенный, – взволнованно произнес молодой Конан. – Ты хочешь, чтобы Секиру взял я?

Парасан покачал головой. Этот вождь слишком юн, горяч и неопытен, чтобы проникнуться истинной сутью момента. Впрочем, подумал жрец, таким же был и тот, первый, Конан двадцать пять лет тому назад, Конан-победитель. Сумеет ли юный Конан повторить его подвиг? Парасан знал ответ на этот вопрос.

– Да, сын мой, – сказал он. – Возьми ее, Секиру Варуны, и пусть она оживет в твоей руке, как ожила в руке другого Конана. Рази ею стигийцев, и верь в нашу победу. Тогда не будут страшны тебе ни люди, ни демоны, ни гули, ни чары нечестивые… Иди, сын мой, и помни, ты – наш вождь!

Молодой Конан принял огромную Секиру из старческих рук Парасана. Непривычное тепло разлилось по его телу. Конан понял, что обрел не только надежное и могучее оружие – он обрел преданного друга. Секира рвалась в бой, как рвался в бой сам юный Конан. Оба мечтали окропить блестящую голубовато-серебристую сталь кровью врага. А еще они мечтали каждый о своем: Секира – о возвышенном, о вечной своей миссии нести Свет Митры в этот жестокий мир, а человек, принявший ее, – о вечной славе победителя стигийцев, о земной славе, которая далеко превзойдет славу того, легендарного Конана, в чьей тени ему приходилось жить с самого его рождения…

– Митра и Тайя, – поклялся юный вождь и, поклонившись старому жрецу и своей матери, вышел из чертога.

Дарис собиралась последовать за ним – приготовления к решающей битве со стигийцами требовали личного присутствия правительницы – как вдруг выражение лица Парасана остановило ее. В глазах старика стояли слезы. Правительница обняла его и тепло, равно любящая дочь, промолвила:

– Ну же, Парасан, укрепи дух свой! Негоже тебе лить слезы перед битвой! Мы победим, ты сказал верно…

Старый жрец отшатнулся от нее, и она ужаснулась внезапной перемене, произошедшей с ним. Страдальческий голос, голос несчастного человека, раздавленного злой участью, прозвучал подле алтаря Солнечного Бога:

– Я обманул! Я обманул их, понимаешь?! Впервые в жизни я обманул доверившихся мне!

Дарис побледнела, ибо не ждала услышать такие слова.

– Что ты говоришь, почтенный?! Кого ты обманул? И в чем?

Слезы текли по каналам морщин, когда Парасан говорил:

– Я обманул всех, обманул сознательно, ибо правда явилась бы непосильным испытанием для их душ. Я обманул тайанцев. Я обманул твоего сына, Дарис. Я солгал… Но тебя я не хочу обманывать. Ты росла на моих глазах, ты дочь Авзара, ты признанная государыня нашей земли. Ты должна знать правду и принять свою участь осознанно, как принял свой жребий я.

Настроение Парасана передавалось Дарис, она с тревогой вопросила:

– О чем ты? Я не понимаю…

Бросив печальный взгляд на алтарь Солнечного Бога, верховный жрец укрепил свой дух и проговорил:

– Мы обречены. Нас ждет не победа, а погибель. Я знаю это наверняка, ибо ни кто иной как Митра послал мне сие ужасное видение.

– Мы потерпим поражение?! – с трепетом воскликнула правительница. – Митра поведал это тебе? Так ты хочешь сказать, что мы будем разбиты и Тайя снова станет провинцией Стигии?!

Парасан с грустью посмотрел на нее. Дарис была зрелой женщиной, но годы сохранили ей красоту. Волосы цвета вороного крыла ниспадали на плечи, а на волевом лице с резкими чертами не было ни единой морщинки. Фигура правительницы Тайи еще не потеряла девичьей привлекательности.