Взгляд Ца Ю упал вниз, на город. Он увидел пламя костров, копошащиеся вокруг них безобразные фигуры, услышал истошные крики истязаемых и глумливый гогот истязателей – и сам удивился, насколько привычными стали для него подобные картины. Князь поспешил отойти от окна. Взгляд его вернулся к клетке, и Ца Ю непроизвольно улыбнулся: в клетке снова ворковали два голубя. Замечательное волшебство, подумал кусанец. Не далее как через день Великий Шу прочитает его донесение. А ведь от Луксура до Кусана тысячи и тысячи миль! Довольный собой и своей миссией, князь Ца Ю позвал слугу, чтобы тот помог ему отойти ко сну.

Звероподобный Патрас, начальник королевской стражи Стигии, недвижно застыл в дверях библиотеки, ожидая, когда владычица соизволит обратить к нему свои очи. Наконец, Тхутмертари отложила письмо и коротко кивнула Патрасу. Тот со скоростью, странной для человека его комплекции, растворился за дверями, а мгновением позже вновь появился, и с ним возникли еще двое стражников, которое не то вели, не то волокли автора ночного послания Великому Шу. Единственного взгляда пронзительных сапфировых глаз оказалось достаточно Патрасу, чтобы понять, чего хочет Святейшая. Спустя несколько мгновений стражников в библиотеке не было. Лишившийся опоры в лице стражников, смертельно бледный Ца Ю стоял перед королевой, и она видела, что он вот-вот готов упасть – не то в обморок, не то на колени.

Тхутмертари приветливо улыбнулась кусанцу, желая, как видно, подбодрить его, и указала на кресло напротив своего. Собрав всё свое мужество, Ца Ю принял ее приглашение. Когда Ца Ю опустился в кресло, она взяла письмо, которое недавно читала, и не без лукавства помахала им перед глазами кусанца.

– С превеликим интересом прочитала сей труд, почтеннейший князь, найдя в нем много важного, поучительного и забавного…

Ца Ю беззвучно упал на колени перед ней. Должно быть, от ужаса он лишился речи, либо, как человек умудренный опытом, почитал бессмысленным что-то объяснять и взывать о пощаде. Тхутмертари подумала, что, наверное, сейчас кусанец молится своим богам, вернее, Небу, от которого по обыкновению ждет милостей больше, чем от нее, от Тхутмертари. Что ж, она сумеет разубедить его в этом. Ей вообще нравилось разрушать заблуждения – равно как разрушать и все прочее, что поддается разрушению.

Она встала, подошла к Ца Ю и силой подняла его с колен, снова усадила в кресло. Взяв его руки в свои, она погладила их и сказала на кусанском диалекте:

– Ну же, князь, прошу вас, не нужно так расстраиваться! Ничего страшного не случилось. Прошу простить меня, ведь я прочла ваше письмо без разрешения…

Ца Ю замотал головой, пытаясь что-то сказать, но изо рта его послышалось лишь невнятное мычание. Тхутмертари продолжала:

– Меня извиняет лишь одно: я страстная поклонница вашего таланта! Я прочла все ваши книги. Не верите? – она рассмеялась и, гибкая, как змея, проскользнула к стеллажам, на которых лежали книги; королева недолго поискала и взяла одну из них. – Вот, например, ваш трактат «Нравы и обычаи стигийцев, ихние боги, короли и чародеи, а также прочее, имеющее быть к югу от Стикса». Замечательная книга! Лучшее, что написано о Стигии во все времена.

Она поставила книгу обратно и по памяти продекламировала:

– «…А еще существует легенда, будто где-то в заколдованной темнице Тот-Амон содержит известную волшебницу Тхутмертари и ее возлюбленного жреца-расстригу Атотмиса, и что была эта самая волшебница незаконнорожденной дочерью прежнего короля стигийцев Ментуфера, а вот кто родил ее, о том легенда умалчивает…».