Особая организация сюжета (прием повторения сходных ситуаций) способствует тому, что семантика отдельных метаморфоз или стадий основной метаморфозы высвечивается более ярко.

Такова ситуация бунта против божеств.

Майма восстает против родовых идолов, которые не уберегли его стадо от Красной нарты.

На бунт решится и самое забитое существо в повести – мать Хона.

Умирает Хон, и оказывается, что его жизнь, его тело не были нужны никому из Великих.

Зачем же Великие допустили его смерть, негодует мать Хона, ведь у нее отнята единственная родная душа?

В сцене бунта Маймы воплощается одна из ступеней роста эгоистического начала в душе героя.

В сцене бунта матери Хона подготавливается переход героини из хронотопа реальности в индивидуально-иррациональный хронотоп.

Сцена сумасшествия также будет повторена в повести дважды.

Псевдо-сумасшествие Едэйне воплощает волевую метаморфозу личности, пытающейся изменить свой статус в мире, надругаться над Небом, если оно надругалось над человеческой жизнью.

Сумасшествие матери Хона – это также метаморфоза – выпадение из обыденности в мир счастливых грез.

Но здесь уже не участвует воля самой героини, как это было в случае с Едэйне, поскольку слишком поздно начала сопротивление своему мужу-нылеке (оборотню) мать Хона.

Дважды в повести человек спасает жизнь человеку.

Майма спасает замерзающего Илира, чтобы не дать ему умереть легкой смертью.

Илир спасает хозяина, чтобы не дать себе превратиться в зверя [4].

Дважды в повести человек будет поставлен в ситуацию выбора: убить ли ему того, кто может причинить ему вред?

Но дважды дарует жизнь.

Илир оставляет жить Майму, повинуясь своему человеческому сердцу [4].

Майма не убьет Кривого Глаза по расчету:

«Нельзя, потому что, как знать, старик мог заранее объяснить людям новой жизни, как проехать в эти места» [2;104].

Для более четкого высвечивания главной метаморфозы повести особенно важна повторяющаяся ситуация в эпизодах, где олени несутся неуправляемой лавиной.

В первом из этих эпизодов Илир становится псом.

Во втором – из пса превращается в человека.

Не только время, ритмические повторы ситуаций, работают на воплощение принципа метаморфозы, в повести эту роль выполняет и особое пространство.

«Новая жизнь» вытесняет Майму с обжитого пространства в гибельные для человека места.

На Майме это никак не отражается, потому что он, по словам Варнэ, нылека (оборотень), но сказывается на остальных.

В место, куда бежит Майма, « <…> не всякий решится заглянуть. Плохое место, гиблое для человека, поэтому ненцы обходят его стороной» [2;60].

Это – предсказание.

Люди умрут.

Останутся волк – Майма.

Пес – Илир.

И «никакая» важенка-молодуха – вторая жена Маймы.

Само место провоцирует метаморфозу.

Иначе не выжить.

Пространственные образы – эмблемы национального сознания – находят в повести переосмысление.

И это также обусловлено метаморфозой.

Поганая нарта, которая отведена Илиру, станет концентратом его «искупления вины» перед Маймой.

Тайник с объедками пса Грехами Живущего, которым должен пользоваться Илир, чтобы не умереть с голоду, – это так же, как и поганая нарта, – одна из стадий утраты человеческого статуса, превращения мальчика в пса.

Но к поганой нарте Илир, вместо отвращения, испытывает нечто вроде благодарности, поскольку она становится его домом, местом, где возможно родство, сочувствие такого же, как и ты, отверженного миром.

Образная система повести также проникнута представлением о законе родства.

Самым масштабным образом, с которым герои признают свое единство, становится образ Земли.

Причины обращения героев к Земле различны.