Смотри, Мейси! Я не хочу смотреть. Я не хочу. Не хочу… но она пихает мне в руки что-то и меня пробирает от отвращения, из глаз текут слёзы.
И я вижу её пса, огромного ротвейлера, который рычал на меня, скалился и пугал. Страшно и холодно. Он рычит и на кожу капает его слюна.
И с ней меня накрывает водой. Вода везде. Солёная она попадает мне в рот и я ничего не могу сделать, паника накрывает. Нет. Пожалуйста! Можно я уйду?
— Эй, — жуткий, леденящий мою кровь, голос вытаскивает меня из ужаса, который я испытывала в видениях. Вытаскивает в другой ужас. Тот, который я испытываю наяву.
Я встретилась с его совершенно жестоким взглядом, колким и цепким. Взглядом хищника. Мне конец. Он уничтожит меня, совершенно точно уничтожит. Но сначала…
Я не могу, просто не могу больше умолять, у меня не осталось сил, я не понимаю в чём он меня обвиняет. Картинки мёртвых тел всплывают перед глазами, чудовище, которое я видела — не было человеком! Это был зверь! Один и второй. И вот, третий. И сейчас этот зверь смотрит в мои глаза. Бездной. Конечной точкой. Вот тут. И вот так. Моя смерть.
— Прошу… прошу… — уже просто произносила одними губами, не имея силы голоса и теряя себя от кошмара осознания, что он мог сделать со мной всё, что угодно, а я смогу сопротивляться.
И никто не найдёт меня. Никто и никогда…
— Вставай, — приказал он. Но я, даже если и не хочу злить его, а я не хочу, не могу пошевелиться.
Посмотрела в его суровое лицо. Каменное. Такое… похожее на маску. Совершенно без эмоций. Он всё это время разматывал верёвку, которой я оказывается была связана. Зачем? Он хочет отпустить меня? Да? Может правда…
— Отпустите, — прошептала я.
— И куда ты собралась? — ухмыльнулся он.
— Прошу… я никому ничего не скажу, — пообещала я, понимая, насколько нелепо всё это. Правда бывают такие монстры, которые терзают свою жертву, а потом отпускают её, когда она обещает никому ничего не говорить?
Дуууууура, Мейси, ты дууууура! И это единственная мысль, которая сейчас долбилась внутри меня. Дразнилкой, повторяющейся голосом моей кузины, где-то в самой глубине моего сознания.
На это он усмехнулся с пренебрежением, потом дёрнул меня на себя, чтобы я села. На нём уже не разодранная в клочья футболка, а нормальная, с каким-то значком на ней, словно фирменная. Даже странно. Почему мой взгляд цеплялся за такую ерунду?
Он стал снимать с меня пальто, а я подумала — вот нелепица… я с голыми ногами, без белья, в пальто и шарфе, в ботинках и носках… с принтом, на котором изображены игрушечные медведи. Нелепее уже и не придумать. И это то о чём я думала перед смертью? Или нет. Это то, о чём я думала перед тем, как он изнасилует меня, а уже потом убьёт. Не о времени, которое он будет измываться надо мной, а над тем, что у меня совершенно нелепые носки и вполне возможно именно так, в них, он меня и закопает…
А мужчина тем временем стащил с меня пальто и свитер. И я могла бы сопротивляться. Руки же свободны. Но что-то говорило, что это только усугубит моё положении и вообще я и правда парализованная страхом жертва хищника, которая может только трястись так, что зуб на зуб не попадает. Вторая мысль — я никогда не согреюсь! Больше никогда не будет тепло.
Я осталась с ботинках и лифчике. Но и ботинки с меня стянули. Носки. С медведями. И мужчина усмехнулся глядя на них.
— Забавно, — дал комментарий этому предмету моего гардероба и снял. Значит не будет на трупе Маккензи Морис носков.
А потом он перевалил меня через плечо и потащил куда-то. Боль в рёбрах и районе живота была резкой, яркой, я не могла даже вздохнуть, но и сопротивляться не могла. Безвольно висела на его плече, ощущая силу в руках, пальцах, которые меня держали. Видела лишь его спину, свои растрёпанные волосы и сначала каменные ступени, потом добротный дощатый пол, а дальше на меня пахнуло привычной свежестью уборной комнаты… ванной комнаты. И он поставил меня на холодный поддон душевой.