Через некоторое время я оторвался от Мехри и сел на стул. Глаза её были закрыты. В тревоге я стал шарить глазами по стенам в поисках «тревожной кнопки». Тут только опять заметил кота. Тот поднялся с места, выгнул спину, устремив хвост к потолку. Потом уселся на задние лапы и внимательно посмотрел на меня.

– Не волнуйся. Она спит, – раздалось у меня в голове.

Я стал оглядываться по сторонам.

– Да, это я с тобой говорю. Я звучу в твоей голове. И, нет, ты не сумасшедший.

Я потряс головой и растёр щеки ладонями.

– Что ж ты в парке со мной не заговорил? – неуверенно вслух сказал я коту.

– Ты же и так понимал меня. Чего говорить? Ты не переживай. Она теперь долго будет спать. В первый раз за долгое время. Ты её отогрел… А она тебя.

– А ты, ты откуда взялся? Почему я?

– Я рядом с рождения твоего. Просто ты не видел. Да я и не нужен был тебе вьявь. А так у всех творческих людей есть какие-то животные. У, по-настоящему творческих. Мы оберегаем вашу психику… Нет, мы ваша муза.

– Муза? Кот?

– Что не так? Это вы придумали, что муза обязательно дева с роскошными волосами и призывными персями. А на самом деле это может быть и паук, и корова, и птица какая. Кому как повезёт. Не вы выбираете. Хотя, если мы у вас есть, значит, уже повезло…

– А что же ты мне не поможешь?

– Ты про слово? – прервал меня кот, – Оно придет. Скоро совсем. Поэтому я и явился тебе на глаза.

В это время в палату вошел «Айболит».

– Кошка… Она уже сто лет в нашем отделении. Она безобидная. Брысь! – махнул рукой доктор.

Кот спрыгнул с кровати и неторопливо пошел к двери. «Ещё увидимся», – прозвучало у меня в голове.

– Она спит. Они сейчас все спят. У них «мертвый час»… Такое ужасное выражение! У них уже биологические часы так работают.

– Да, ужасное выражение. Кто-то неудачно Слово применил. Я завтра еще приду. Можно?

«– Маркуша…

Анна сидела на табуретке за столом в маленькой кухоньке и чистила картошку. Простыня, в которую она была завернута, сползала. Правой рукой она поправляла ткань и снова бралась за нож.

– Маркуша, слышишь меня?

– Да, Анча, вот он я…

В дверях, опершись плечом о косяк, стоял Марк. Босиком, в трусах и ветхой, когда-то бывшей жёлтой футболке.

– Я подала на развод.

Марк вопросительно поднял брови.

– …и это не с тобой связано, – добавила она.

Анна ждала от Марка другой реакции. Ну, хотя бы, проявления радости. Ей вдруг показалось, что ему безразлично, во что выльется её решение. А навязываться ему со своей любовью она не хотела.

– Не с тобой…, – повторила она и сосредоточилась на чистке картофеля.

Марк подошел к ней, обнял со спины и поцеловал в макушку.

– Я с тобой, Анча.

Анна отложила картофелину и нож, потом закрыла лицо руками и стала беззвучно рыдать.

Марк сел напротив и с обречённым вздохом произнёс:

– Только не слёзы, Анчоус. Ты же знаешь, я не выношу слёз. Ты хочешь, чтобы мы поженились? Ну, давай поженимся. Хотя, ты знаешь, как твой брат к этому относится.

– «Ну»?! – Анна оторвала ладони от лица.

– Что? Что не так? Ну, не «ну». Просто, давай поженимся.

– Ты уже сказал «ну». И не брату жить моей жизнью. Ты не знаешь, что такое быть много лет с нелюбимым человеком. А это тягостное терпение на грани ненависти. Зачем такое?!

– Поэтому у вас двое детей?

– Ты злой. Ты бываешь очень злым. И сыновья прекрасно учатся в военном училище. Тебе это известно.

Их разговор прервал звон домашнего телефона. Анна подошла к аппарату и подняла трубку.

– Да… Да, Боря, это я… Да, здесь… Зачем? Зачем, я говорю?! Нет, он не выйдет. Нет! И не жди!

Анна бросила трубку».

Я ищу Слово. Но Слово ли надо искать? Оно ли так важно? Мне не дает покоя девочка-снежинка. Ей Слово не нужно. Ей бы тепло. Я уже не раз бывал в больнице, таскал апельсины и соки. Потом мы оба пристрастились к сказкам: я читал их Мехри. В глазах её уже отражались все сказочные драмы, либо слезой, либо лучами радости в углах век. Доктор говорит, что всё-таки лечение помогает. Девочка идёт на поправку.