Ее большие глаза покраснели, но подбородок оставался твердым. Видимо, она хорошо подготовилась к разговору в отличие от меня.

– Не волнуйся о моей безопасности. Здесь все под контролем, – мать как-то нехорошо улыбнулась. – Я оставлю в доме старую служанку, с ней будет жить ее внучка – твоя ровесница. Вы подружитесь. Пойми, я обучила тебя множеству наук. Когда я уеду, твоим воспитанием и дальнейшим образованием займется дедушка.

Я кинулась к ней на шею, обняла и заплакала громче. Моя грудь разрывалась от горечи и рыданий. Я знала, что все уже решено, но не могла смириться с этим. Мама втянула воздух носом и произнесла:

– Сейчас придет дедушка. Он позже все тебе расскажет.

Не прошло и минуты, как в комнату вошел дед:

– Мадина, к отъезду все готово. Вы попрощались?

– Да.

Мама обняла меня за плечи, и мы все вышли.

Во дворе стояла коляска, запряженная четырьмя лошадями. Кучер сидел на козлах и курил. Карл ходил около куртины и, казалось, что-то внимательно там рассматривал. С появлением дедушки он отвлекся, а кучер слез с козел и стал так, чтобы между господарем и ним была коляска. Мама обняла меня и поцеловала:

– До свидания, доченька, я вернусь. Слушайся дедушку.

Она поцеловала подошедшего к ней Карла:

– До свидания, Карл.

После этого она обняла деда и попросила его беречь нас. Эта сцена показалась мне совершенно неискренней. Я чувствовала, что между ними воцарилось неприятное напряжение. Затем мама подошла к открытой двери коляски, обернулась на мгновение и исчезла в ее темноте. Кучер закрыл дверцу, залез на козлы, куда уже сел Драган, щелкнул кнутом, и лошади тронулись, унося с собой мою дорогую мамочку. Я зарыдала и побежала в замок.

До вечера я не выходила из своей комнаты, отказывалась от еды и всякого посягательства на мое одиночество. Я сидела в любимом огромном кресле и тихо плакала, обняв подушку. Мне вспоминались картины из детства, которое кончилось сегодня утром, уехало вместе с мамой. Что будет дальше? Я не знала.

За окном постепенно стемнело. В комнате стало холодно, и я завернулась в теплое одеяло. В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, вошел Карл. В его руках была тарелка с булочками и кружка молока. Он поставил все это на стол и начал разжигать огонь в камине. Вскоре я уже с удовольствием ощутила теплый воздух.

– Я вот не пойму, ты решила умереть от голода, замерзнуть насмерть или и то, и другое вместе?

Я поняла, что очень хочу есть, взяла булочку и начала запивать ее молоком. Карл сел во второе кресло.

– Лю, я тебя понимаю. Мне тоже очень не хватает Мадины, она же мне вместо родной матери, которую я даже не помню. Но она ведь вернется, это не навсегда.

Я осознавала, что он прав. Меня беспокоила таинственность, с которой все это делалось. Мама плакала и ругалась с дедом на лестнице, значит не хотела уезжать. Дедушка ее буквально выгнал. Что это за фраза про то, что ее время учить меня прошло? Да как вообще можно ограничить общение матери с дочерью каким-то сроком?! О каких ее срывах говорил дед? И тайная наука, что это? Все что-то от меня постоянно скрывают!

Углубившись в раздумья, я совсем забыла про Карла, который сидел рядом и утешал меня. Ему явно не понравилось мое равнодушие. Он резко встал и бросил, не глядя в мою сторону:

– Не хочешь разговаривать, вот и сиди тут хоть вечно одна, а завтра утром не забудь зайти к деду, он звал…

– Карл, подожди, не уходи, прости…

Кузен обнял меня, погладил по голове и сказал:

– Никогда больше не смей игнорировать своего брата, я этого терпеть не могу (Карл часто называл меня сестрой, а себя – моим братом, хоть мы и были двоюродными)! Иди спать, а после того, как утром поговоришь с дедушкой, мы с тобой поедем гулять и я кое-что покажу тебе.