Они подошли к кокосовому кегельбану – и здесь Элиза могла почувствовать себя свободной. Вид бедняги Гилберта и глупой женщины, старавшейся сбить деревянными шарами кокосы и не попавшей ни в один, вдруг представился ей горькой аллегорией бессмысленности человеческого существования. Или ее существования. Того узкого мирка, в котором она жила. И скучнейшей компании, с которой она водилась. В другой жизни, которую она могла бы прожить, все могло быть совершенно иначе. На холщовом заднике кокосового кегельбана был грубо намалеван тропический пейзаж: песчаный пляж, горы, саванна, слепящее солнце. Пять смешных негритянских голов с пухлыми красными губами и вытаращенными глазами, торчащих из-за пальм, хохочущих над ней и над ее надеждами.

В прежние дни, когда в Кенсал-Лодже собирались шумные компании, с долгими разговорами и обильными возлияниями, миссис Туше частенько казалось, что у нее оставалось совсем немного времени, чтобы до прихода полуночи закончить ужин, после чего опять приходилось браться за выполнение своих домашних обязанностей. Пьяных поэтов надо было облечь в пальто и усадить в дожидавшиеся их у дверей коляски. Безрассудным прозаикам, решившимся отправиться верхом через окрестные поля, нужно было помочь вскарабкаться в седло, а художников-карикатуристов, еле державшихся на ногах от переизбытка спиртного, препроводить в свободную спальню. А в Хёрстпирпонте она всегда добиралась до своей кровати не позже десяти вечера. И тем не менее томительные вечера тянулись бесконечно. Иногда она находила повод уйти к себе пораньше – сославшись на необходимость написать письмо или на головную боль. Обыкновенно же, когда она убирала со стола недоеденный пудинг, Уильям клал руку ей на запястье и устремлял на нее хорошо знакомый молящий взгляд. И ее охватывало неодолимое чувство жалости к нему. Как она могла – как все они могли – оставлять его наедине с этой женщиной?

– Читаете, читаете, постоянно читаете! Вы испортите себе зрение. И что вы теперь читаете, Элиза?

– О, да ничего особенного… роман!

– Новую книгу Уилли?

– Нет, но я уже…

– Естественно, мы очень надеемся, что новый роман принесет хоть немного денег. Мы надеемся на его великое возвращение, если это возможно, несмотря на многие недавние разочарования, ведь я никогда не бывала на континенте и хочу его посмотреть. Мой отец любил повторять, что есть одно особое словечко, с помощью которого можно заставить французскую шлюху шевелиться пошустрее…

– Еще кекса с сухофруктами? – предложила Фанни, считавшая, что действие хереса можно ослабить плотным кексом.

– Не откажусь. Если бы я была глупее, то сочла бы, что ты хочешь, чтобы я растолстела. Хотя я сама в последнее время набрала лишку веса, но все равно скажу тебе: ха-ха-ха!

– Твоей фигуре можно только позавидовать, – искренне заметила Эмили.

– И поверь мне, из-за этого все мне завидовали, ну и настрадалась я от этой зависти! Но уж какими мы родились, такими и родились, к добру или к худу, тут ничего не поделаешь. Хотя есть у меня кузина, плоская, как гладильная доска, вот как ты, так она взяла себе за привычку каждый день съедать по бараньей ножке, вы бы посмотрели, как она изменилась, это что-то! И если уж такого можно добиться с помощью грошовой баранины, представьте, какое чудо сотворил бы говяжий край! Он бы помог обрести форму вам обеим, если уж на то пошло, и я всегда убеждаю миссис Туше не слишком экономить на еде именно по этой причине. По моему опыту, джентльмены любят поесть мясца на косточке, и следует заметить, я не устаю повторять, что те, кто не выходит замуж, всегда остаются худосочными – кожа да кости!