– Неприятненько. Придётся какое-то время привыкать к данному факту, но, думаю, справлюсь. А пока можете всё-таки поподробнее рассказать, как превратить человека в «сову»? Уверяю вас, мне чисто для информации, обращать никого не собираюсь, – поспешил заверить я, видя, что начальница колеблется.
– Ты-то не будешь, ибо понимаешь, как поступают с нарушившими закон. Разве что случайно проболтаешься, ну да ладно. В сущности, знание о правильном способе заложено в каждом вампире. Вскрой десяток людей, и одиннадцатого ты сделаешь сородичем, действуя инстинктивно – так мы размножаемся, – но как же тогда быть с … додумать я не успел:
– Почему у нас сохранилась возможность заниматься сексом – неизвестно. Все проводимые исследования чёткого и однозначного ответа не дали. Наиболее устраивающее меня объяснение – пирамида потребностей не слишком меняется после смерти. Но вернёмся к нашим барашкам. Если коротко, умирающему (то есть не мёртвому и не живому) человеку в кровеносную систему должна попасть активированная кровь вампира. Активированная – значит, обитающий в ночи успел хлебнуть и усвоить кровь жертвы, происходит это обычно очень быстро: всасывание и связывание начинается уже при проглатывании. Когда адская смесь проникает куда нужно, почти моментально наступает смерть. Ежели несчастный был пригоден для превращения в вампира – запускается трансформация, и не дай бог застать этот процесс, находясь в сознании.
– Но ведь человек уже мёртв?
– Если яд попал в организм, когда наш бедный индивидуум был в состоянии это ощутить, смерть не поможет. Она ощущается как краткий миг забвения, а потом приходит боль. Несколько часов организм перестраивается, и ты чувствуешь всё. Уменьшение объёма лёгких, истончение и упрочнение костей, атрофию большей части кишечника и так далее. Один из моих коллег, ощутивший это в полной мере, к концу экзекуции полностью поседел от перенесённого стресса, а ему не было и восемнадцати. Вот почему участников «Проекта 102» накачивают снотворным перед тем, как обратить. Это ты точно должен помнить, – я задумался, потёр микроскопическую точку на кисти.
– Получается, след остаётся там, куда вводят кровь? И неважно, артерия это была или вена?
– Совершенно верно. О! Телефон пищит. Значит, нам пора. Остальные вопросы задашь как-нибудь потом. Погнали, – обувшись, она понеслась к выходу. Я глянул на свой смартфон, и в этот момент как раз пришло уведомление. Специальное приложение для «сов» сообщало: «Стемнело. Вы можете выйти». Что ж, так и поступим. Интересно, а как мы доберёмся до места?
Выбежав на улицу, Ника завернула за угол здания и, пройдя метров семьдесят, остановилась у бело-оранжевой машины. Быстро обошла, производя осмотр, распахнула водительскую дверь.
– У вас есть права? – поразился я. Вампирша закатила глаза:
– Кто-то говорил, что их нет? Обычно я пользуюсь наземным общественным транспортом, но при моей профессии не уметь водить автомобиль просто преступно. Более того, я способна управиться ещё и с мотоциклом. Короче, залезай и во время поездки постарайся помолчать, – не возражая, я сел на переднее пассажирское сиденье, пристегнулся, и «Киа» довольно резво стартанула. Водитель из госпожи Петровой был, ожидаемо, резкий и наглый. Прикрыв глаза, чтобы не видеть творимых ею бесчинств, я попытался проанализировать услышанное. Получается, пытаясь сбежать от смерти, я попал прямо к ней в лапы. Вот только три года назад меня об этом никто не предупредил…
Чья-то рука осторожно коснулась плеча. Глаза открывать не хотелось, но неизвестный не собирался убирать конечность. С трудом подняв веки, я увидел склонившегося надо мной Меркурьева – врача хосписа. Он работал здесь не так долго, как остальные, не успел обрасти достаточно толстой бронёй и потому искренне переживал за подопечных.