– Ты поколотишь, а я подержу. Если только его найдем. Пошли!

Они побежали вверх по тоннелю, но у выхода оба остановились.

– Если бы собрать наших, можно было бы сначала разведать – вдруг там все же хорек или сова, – а потом уж идти, – сказал Шишак.

В эту минуту из дальнего леса донесся голос совки. Услышав его, приятели инстинктивно сжались, замерли, слыша только удары сердца, и когда досчитали до четырех, послышался второй крик.

– Улетает, – сказал Орех.

– Интересно, сколько полевок говорят это каждую ночь? Ты же знаешь, так только кажется. На то она и рассчитывает.

– Что же делать? – сказал Орех. – Пятик где-то там, и я должен его найти. А ты прав. Уже светает.

– Посмотрим сначала под тисом?

Под тисом Пятика не оказалось. В предрассветном сумраке уже проступило верхнее поле, но на дальней изгороди внизу, над ручьем, лежали темные тени. Шишак спрыгнул со склона и описал в мокрой траве длинный полукруг. Вернувшись почти к самой норе, из которой они вышли, он подождал Ореха.

– Вот его след, – сказал Шишак. – Еще свежий. От норы – и прямо к ручью. Далеко не уйдет.

Когда на траве еще лежат дождевые капли, след заметить нетрудно. Кролики помчались в поле к изгороди за морковной площадкой, где бежал ручеек. Шишак не ошибся – след был свежий. Стоило им пролезть через изгородь, они увидели Пятика. В одиночестве он завтракал. Несколько огрызков моркови еще лежали возле ручья, но Пятик не прикоснулся к ним и щипал траву подле кривой яблони. Когда друзья подошли поближе, Пятик поднял голову.

Орех молча пристроился рядышком и принялся за траву. Теперь он уже жалел, что взял с собой Шишака. В предутренней тьме, не оправившись от потрясения из-за пропажи брата, он радовался поддержке. А теперь, рядом с Пятиком, таким маленьким и родным, не способным никого обидеть, не способным скрывать свои чувства, глядя, как он дрожит в мокрой траве то ли от холода, то ли от страха, Орех почувствовал, как злость проходит. Он жалел брата и думал, что стоит немного побыть с ним рядом, и Пятику станет легче. Убеждать Шишака говорить мягче поздно, остается только надеяться на лучшее.

Но вопреки опасениям Ореха Шишак и сам не сказал ни слова. Он, наверное, ждал, что Пятик заговорит первым, и теперь растерялся. Некоторое время все трое молча двигались по траве, тени тем временем стали четче, и далеко за деревьями заворковали лесные голуби. Ореху начало казаться, что все кончится хорошо, что натура у Шишака много тоньше, чем он думал, но вдруг Пятик сел, очистил мордашку передними лапами и впервые посмотрел на них прямо.

– Я ухожу, – сказал он. – Мне очень жаль. Я хотел бы тебе пожелать всего хорошего, Орех, но в этих местах ничего хорошего нет. Так что просто прощайте.

– Куда это ты уходишь, Пятик?

– Все равно. Если смогу, то в холмы.

– Сам? Один? Ты не дойдешь. Ты погибнешь.

– У тебя нет ни одного шанса, старик, – сказал Шишак. – Тебя съест кто-нибудь еще до «на-Фрита».

– Нет, – спокойно ответил Пятик. – Вы гораздо ближе к смерти, чем я.

– Ты что, хочешь напугать меня, ты, несчастный писклявый пучок мокричника? – воскликнул Шишак. – Я не хотел…

– Подожди, Шишак, – сказал Орех. – С ним надо помягче.

– Ты же сам говорил… – начал было Шишак.

– Знаю. Но сейчас я думаю по-другому. Извини, Шишак. Я хотел, чтобы ты помог мне заставить его вернуться в нору. Но теперь… мне всегда казалось, что в его словах что-то есть. Последние два дня я его и слушать не хотел, да и теперь мне кажется, что он просто устал. Но у меня не хватит духу тащить силой его обратно. Что-то и в самом деле в этих местах пугает его до смерти. Я пройдусь с ним немного, может, нам удастся поговорить. Не могу просить тебя идти на такой риск. Кроме того, остальным тоже надо знать, что происходит, но кто им скажет, если не ты? Я вернусь до «на-Фрита». Надеюсь, мы вернемся вдвоем.