Эта корзина подношения выглядела лежалой: листья баньяна и папоротника высохли и частично осыпались, синие шапки гортензии тоже начали осыпаться на пол, а лепестки розовых пионов опустились. Черные сливы зажухли, а оранжевые мандарины подгнили по бокам. Белые конверты засыпали листья и лепестки. Эту корзину оставили здесь и даже не отнесли в храм. Юншена это озадачило. Нифлемцы – ответственный народ, который живет в согласии с духами. Здесь явно что-то произошло, раз заморозили отделку и вывели рабочих.

С подношениями так нельзя – это может плохо кончиться для владельца.

Заприметив лифтовую зону, Юншен быстрым шагом направился к ней. Хван сказал, что Сан Бом Ватанабэ будет ждать на пятидесятом этаже в две тысячи семнадцатой квартире. Из трех лифтов работал только один. Сэм не успел нажать на кнопку, как заметил на дисплее, что лифт поднимался с минус второго этажа.

Все-таки кто-то здесь расхаживает, к тому же у тех машин на парковке должны быть владельцы. Кругом горит свет, работают кондиционеры, но не видно ни души. Юншен нажал на кнопку и заправил полы шелковой рубашки спереди за пояс свободных рваных джинсов белого цвета. Черный кожаный ремень поддерживал их, а за выпущенной рубашкой сзади виднелся заряженный пистолет. Дополнительная обойма в белом носке, скрытая под джинсами, один складной нож в заднем кармане, там же пачка сигарет с зажигалкой, в другом – телефон. Ключ от мотоцикла он прицепил за шлевку на поясе джинсов, отчего брелок позвякивал в такт шагам. Тем не менее Юншен думал, что этого мало. Он бы хотел взять с собой блочный лук, который ему подарил Хван, но он шел якобы на мирную встречу.

Послышались шаркающие шаги, Юншен крепче сжал пальцы на ремне сумки и повернул голову в сторону человека, что встал рядом с ним.

– Наверх? – спросил он у Юншена на шихонском языке, показывая пальцем в высокий потолок.

«Сопровождающий? Ватанабэ прислал?» – размышлял Юншен, прекрасно зная, что это не Сан Бом, ведь Хван показывал накануне фотографию с ним. То был крепкий мужчина с тонкими усами на верхней губе и крошечной точкой под нижней. У этого же человека были очень узкие глаза и коротко стриженные волосы, он был намного моложе Сан Бома.

Чуть откинувшись назад, Сэм осмотрелся и вновь взглянул на два других лифта, перекрытых лентами.

– Ага, – выдал он на шихонском, глядя на парня. Юншен полагал, что тот скажет, что он от Сан Бома, и сейчас проводит его к нему.

Двери лифта медленно разъехались. Послышались глухие удары о прочный металл. И когда Юншену открылся обзор, он увидел внутри кабины юношу.

Джеён.

Хотя правильнее было бы: Джеён Чжу́до Масуми – двоюродный брат Хвана, которого тот говорил сторониться всеми силами, потому как убеждал, что Джеён – идеальное творение своего (и Хвана) ненормального прадеда. Он был истинным Масуми – убийцей. Его с младенчества обучали избавлять общество от сильнейших, но нечестивых предводителей, воров и предателей, и, как говорил Хван, в руках Джеёна первой оказалась катана, а уже потом палочки для еды.

Юншену показалось, что время замерло. Джеён бросил мяч в стену лифта, и в голове вихрем пронеслось прошлое: блеск на солнце черной катаны, разрезающей летящие на Джеёна тренировочные шары, его осуждающий взгляд, нифлемские улицы, шихонская традиционная ученическая форма, сладкие креветки и океан, растворяющий кровь в пене накатывающих волн.

– Э! Масуми!!! – Юншена выдернул из воспоминаний ор «сопровождающего».