– Арналду, не делай меня несчастной! И в мольбе протянула к нему руки.

– Я тоже много страдаю, – ответил он мне, слегка смягчившись.

Так, протянув руки к Арналду, я умоляла его, плача, улыбаясь, нежная и ласковая:

– Мой дорогой Арналду, если ты мне друг, отдай мне эти письма, и, энергично обольщая его, вложила всё в мои лучшие взгляды, в мои лучшие улыбки, в мои лучшие жесты, в мои лучшие ласки. Он спорил, я настаивала, с каждым разом всё более нежно, более вкрадчиво, более умоляюще; вот уже мои пальцы перебирали его волосы, мои слёзы увлажняли его лицо, мой рот касался его лба с поцелуями из улыбок и боли. В какой-то момент Арналду, взволнованный, побеждённый, сунул руку в карман, вынул письма и, дрожа, вручил их мне. Какой радостью зажглись мои глаза и нетерпеливо, нервно, жестом утопленника я поспешно спрятала их у себя на груди. Я задыхалась, и ещё не уверенная в победе, с сдавленным горлом, затрудненным дыханием, продолжала смеяться, плакать, радоваться, целовать его благодарно, благочестиво, не понимая, что я делаю, потеряв разум от радости, что мои драгоценные письма снова со мной, я прижимала их к груди, как если бы это была моя дочь, моя свобода, спасение нашей любви!

Я сейчас не могу восстановить всё, что тогда происходило, не могу связать всё, что делала и говорила. Я была в полном изнеможении, у меня подкашивались ноги, я чувствовала себя разбитой, растоптанной, усталой.

Арналду говорил мне слова любви, множество, потоки слов! Мои ослабевшие чувства не реагировали, оглушенная, я не понимала этих слов. В моей голове звонили тысячи колоколов; и сквозь всю путаницу мыслей, одна идея была постоянной, чёткой, ясной, сильной: моя дочь! И эта идея наполняла мою душу радостью, музыкой, солнцем, озаряла меня поглощающим удовольствием, в бесконечном состоянии удовлетворения, глубоко внутреннем, утешительном, религиозном, которое я не могу выразить, про которое не могу сказать, какое оно было… и я улыбалась про себя, и закрыв глаза, вдыхала запах духов; и уставшая до крайности чувствовала, что теряю сознание, падаю в обморок, захваченная этой идеей и сильнейшей усталостью, которая убивала меня. Я прилегла на диван. Потеряла ли я сознание? Я не помню. Внезапно я очнулась. Арналду обнимал меня, обвивал меня… Я поняла всё. Вскочила. На моём лице был ужас. Я оттолкнула его. Упала. Когда пришла в себя, я была на своей кровати, рядом была служанка Эмилия, у изголовья доктор Гонсалвеш, старый друг, который мне говорил добрым голосом, улыбаясь одними глазами:

– Это нервы, это нервы…

Вот что произошло, мой Рауль! Теперь суди меня, осуждай меня, делай, что хочешь, но верь мне: я твоя, только твоя, вся твоя

Габриэла.

8 февраля

Дорогой, ты не отвечаешь мне потому, что ты мне не веришь. Но веришь анонимным письмам, слугам, свидетельствам соседей, козням этих девушек из Матозиньюш, слухам, тому, что «говорят все», «проверенным известиям» – веришь всему и всем, кого Дьявол выдвигает против меня, а не в то, что я говорю тебе, и не в то, в чём я тебе клялась священной головкой моей дочери, моей дорогой Марии! Да, ты скептик, ты устал от женской лжи (Бог знает, как твои приключения способствовали моему обольщению!..), пожимаешь плечами перед священными клятвами, сказанными со всей искренностью, со всей преданностью, со всем безумием, которое заполняет моё влюблённое сердце, которое умирает; а ты пожимаешь плечами, прибавляя меня к тем многим, которые тебя обманывали, и не видишь, как я отличаюсь от них – что я – редкое исключение, что я – как никто! Я не лгу тебе, Рауль! Тебе достаточно было бы увидеть меня, чтобы убедиться, что я говорю правду. Я очень больна! Это потрясение сильнее меня. Я так слаба, что не могу подняться с постели!.. Хотелось бы мне отомстить тебе, потому что я крайне рассержена на то, что ты подвергаешь сомнению мою верность тебе. Я хотела убить тебя. Я вся дрожу, думая о том, какое зло я хотела бы тебе причинить. Как мы теряем голову, кода влюблены! Но ты не любишь меня достаточно для того, чтобы причинить мне зло, не так ли? Но я даже в эти минуты адской злобы не переставала тебя любить, Рауль, хотя любовь и возбуждала мою ненависть! Как моё чувствительное сердце страдало от твоих первых подозрений. Иногда я думала, что ты меня никогда больше не будешь любить! И была в глубоком отчаянии, что чувствую себя твоей, только твоей!..