Если всё сущее расположить в настоящем, то есть если предположить, что за пределами настоящего – в прошлом и будущем – находится лишь не-сущее, небытие или ничто, то придётся иметь дело с неразрешимым вопросом о существовании этого самого настоящего, в каждый миг возникающего из не-сущего и тут же в него же и разрешающегося. Получится, ничего как бы нет, ничего по-настоящему не существует, в то время как каждому очевидно, что мир, разумеется, есть. Но каким образом он всё же есть? Способ существования сущего неясен, непрост.

Можно вообще не искать объяснений и остановиться на том, что это – большая загадка, неразрешимая человеческим умом, но если не прекращать изысканий, довольно скоро становится ясно, что исключить из сущего прошлое и будущее, все протянувшиеся в их направлении каузальные связи и ограничиться лишь настоящим никак не удастся. Более того, не удастся ограничиться и вообще всем преходящим миром, поскольку способ его существования находится за его пределами – в ином.

Обращаясь, так сказать, к здравому смыслу и признавая Кориска на рыночной площади и Кориска в Ликее одним и тем же Кориском, сознательно или бессознательно мы апеллируем к его неизменной, неподвластной течению времени сущности, во всяком случае неизменной в период его земной жизни.

Умозрительное, бестелесное, эйдосы, логосы, вещь сама по себе, вечное и бесконечное, первичный Хаос, содержащий в себе все порядки и все беспорядки, нирвана, Бог, Абсолют и так далее – это иное, стоящее вне и над временем, – причина, начало, прообраз, конец преходящего мира. Именно там и ищут обоснований способа существования сущего.

Доктрина вечного возвращения – одно из таких обоснований: сущее, заключающее в себе в том числе все пространства и все времена, потенциально существует всегда, свидетельствуя о себе в веренице мгновений, возвращающихся вновь и вновь и делая актуальным то один аспект этого нерушимого всеобщего сущего, то другой. Вечное и преходящее, бытие и ничто в этом обосновании – не радикальные оппозиции, но рассматриваются как состоящие в изначальной связи, даже в единстве.

«Сущее-в-целом существует как вечное возвращение», – поясняет Хайдеггер.

Является ли в таком случае вечное возвращение истинным ответом на вопрос о способе существования сущего, а то и вообще разъяснением тайны наличия этого мира?

Разумеется, нет, поскольку ответ на метафизический вопрос невозможен. Любой глубочайший ответ служит совсем иной цели: открыть нам вопрос, преобразить окружающий мир из «реального» в трансцендентный, каким он и является на самом деле.

Во второй книге сочинения «О началах», созданном в III веке, Ориген пишет следующее.

«Что же касается тех, которые утверждают полное сходство и равенство миров между собою, то я не знаю, какими доказательствами они могут подтвердить это (предположение). Ведь если (будущий) мир во всём будет подобен (настоящему), то, значит, в том мире Адам и Ева сделают то же самое, что они уже сделали; значит, там снова будет такой же потоп, и тот же Моисей снова выведет из Египта народ в количестве почти шестисот тысяч, Иуда также предаст во второй раз Господа. Савл во второй раз будет хранить одежды тех, которые камнями побивали Стефана, – и всё, случившееся в этой жизни, случится снова. Но я не думаю, чтобы можно было подтвердить это каким-либо доводом, коль скоро верно, что души управляются свободой произволения и, как своё совершенствование, так и своё падение производят силою своей воли. В самом деле, в своих действиях и желаниях души не управляются каким-либо (внешним) движением (cursu), которое снова возвращается на те же самые круги после многих веков; напротив, души (сами) направляют движение своих поступков туда, куда склоняется свобода их собственного разума (ingenii). То же, что говорят эти самые мужи, похоже на то, как если бы кто-нибудь стал утверждать, что если меру хлеба рассыпáть по земле, то может случиться, что и во второй раз падение зёрен будет то же самое и совершенно одинаковое (с падением их в первый раз), так что каждое отдельное зерно и во второй раз, высыпавшись, может лечь близь того же зерна, рядом с которым оно было некогда в первый раз, и что вся мера во второй раз может рассыпаться в таком же порядке и образовать такие же фигуры, как и в первый раз. С бесчисленными зёрнами меры (хлеба) это, конечно, совершенно не может случиться, хотя бы её рассыпáли непрестанно и непрерывно в течение многих веков. Точно так же, по моему мнению, невозможно и то, чтобы мир был восстановлен во второй раз в том же самом порядке, с теми же самыми рождениями, смертями и действиями. Миры могут существовать только различные, со значительными переменами, так что состояние одного мира, вследствие каких-либо известных причин, бывает лучше, состояние другого мира, по иным причинам, – хуже, состояние же третьего мира, ещё по иным причинам, оказывается средним. Но каково именно число и состояние (миров), – этого, признаюсь, я не знаю, и, если бы кто-нибудь мог показать, я охотно бы поучился этому».