Неизвестно, сколько прошло времени, но шторм стих. В рассеявшейся мгле стоял освещенный лучами солнца каменный маяк. Океан мирно плескался у его подножия. Керосина нет, дров нет, но миссия исполнена.

Мы не знаем, что в этот момент думал хозяин маяка, потому что… Морсков проснулся. Через задернутые шторы просвечивало солнце. Часы на стене показывали полдень. Значит, он проспал шесть часов с того момента, как поднялся к фонарю маяка на полуострове. В теле проявила себя ломота, будто всю ночь много бегал или носил что-то тяжелое. Видимо так заявляет о себе напавшая простуда. Что ж! Придется переждать простудный кризис. Может быть, и нужно поболеть, чтобы отдохнуть. От чего?

Морсков все же встал с постели, чувствую простудную разбитость и коря себя за то, что потерял полдня без работы – ничего не писал, не читал, не пропалывал грядки на огороде. Все проспал!

Проспал Морсков и новость, прозвучавшую лишь единожды в утренней телевизионной программе. В прибрежных водах полуострова Камчатка, вблизи от пролива Лаперуза терпел бедствие дезориентированный штормом рыболовецкий сейнер, поскольку приборы вышли из строя из-за грозы. Для моряков все закончилось удачно, но происшествие сопровождалось необычными вещами. Такие сильные и затяжные штормы в этом районе Тихого океана никогда не бывали летом. В самый разгар шторма на сейнере вдруг разглядели свет маяка, и вовремя изменили курс. Когда шторм стих, взорам спасенных открылся мыс и никакого маяка на нем. Подхватив новость, местные газетчики сослались на исторические данные, что ранее на этом месте действительно был маяк, но скоро перестал использоваться, так как свету его мешали низовые туманы, и построили новый, а этот со временем развалился. Случившееся отнесли к обычным для морской стихии галлюцинациям, хотя моряки клялись, что видели и свет маяка, и контуры его башни.

Морсков оправился от простуды через неделю и продолжил свою жизнь на пенсии в дачном домике по месту жительства в деревне Десна на полуострове Победы – 4.

Дождавшись фразы “Лето – это маленькая жизнь!” из особо почитаемой песни любимого барда, Рябинин нажал на две полоски паузы, и песня оборвалась. Песня замечательная, точная, верная, но слушать ее сейчас было больно. Вернее, мелодия, слова и голос автора давили на больное место и тем усиливали некое уныние, царившее в душе Рябинина в последнее время. Может, и не уныние, а томление.

Не прав был еще один поэт, утверждая лирическую ноту об унылой поре и очей очарованьи. Не осень, и уж точно не бабье лето сентября, а завершающий лето август по-настоящем уныл. Вернее… Вдруг пропадает былой задор и озабоченность уходом за огородом, поливами огурцов нагретой за день в бочке водой, заботливым укрыванием парников на ночь, а ведь именно в августе ночи холодны. Да и сами огурцы, раньше такие нежные бархатом свежих листьев, теперь стали жесткими на ощупь, ломкими и бурыми от переноспороза, а долгожданные как дети зеленцы корнишоны превратились в кабачкового размера желтые оковалки. И так во всем. Пропал интерес к огороду, прополке, поливу на фоне парадоксальной радости от дождливой погоды, а не от приятной прежде летней солнечной жары – лишь бы не поливать по обязанности грядки.

Что происходит? Повод побеспокоиться – не депрессия ли? А может, усталость от жизни? Да нет! Придет долгожданная зима февраля, и актуальный лунный календарь, приклеенный изнутри на дверь туалета, станет поводом для вожделенной радости ожидания весны как времени высадки рассады в теплицу и лета урожая. Нежные листочки рассады перцев, а потом помидоров, а ближе к весне кабачков и, наконец-то огурцов, радуют глаз и беспокоят сердце – а не добавить ли подсветку настольной лампы?