Желай проводник доложить о странностях, происходящих в одном из вверенных ему купе, он давно отыскал бы повод выскочить за дверь. Но месье Барнаба продолжал покорно сидеть на месте… по наивности ли, или по доброте душевной?.. Как бы там ни было, бежать с поезда, всё больше набирающего ход по мере приближения к окраинам, нам с укротителем было некуда…

Я осознала, как страшно заламываю пальцы лишь в тот миг, когда месье Барнаба остановил меня. Он взял мои руки жестом мудрого пастыря и попросил:

– Не нужно, не нужно, мадемуазель…

Не знаю, что больше поразило меня: прикосновение незнакомых рук или размер его ладоней… исполинские, тёмные, – по сравнению с ними мои, без того мелкие ладошки казались и вовсе детскими.

– Вы знаете, как помочь своему спутнику, мадемуазель Софи?.. – он постарался разговорить меня. – Вам нужен доктор?

Я замотала головой и всё так же, молча, наклонилась к объёмному саквояжу, стоящему у кровати, чтобы продемонстрировать проводнику его содержимое: мешочки с лекарствами, хирургические инструменты, склянки с антисептическими растворами.

– Что ж, тем лучше… – бенгалец улыбнулся, испытывая явное облегчение. Вероятно, он и сам не знал, как сможет отыскать в вагонах врача, не подняв при этом лишнего шума. – В таком случае, приступайте, мадемуазель… Вам потребуется что-то, кроме воды?

Я поняла, что уже не смогу отделаться от свалившегося мне на голову «помощника»; и это внезапное чувство – чувство какой-то фатальной, успокоительной неизбежности – вдруг заставило меня перестать дрожать.

– У вас не найдëтся ножниц, месье Барнаба?.. – спросила я – тоном собранным и спокойным, каким частенько говорил со мной Апсэль, проделывая сложные операции.

Проводник тотчас потянулся к нагрудному карману своего жилета и достал оттуда ни что иное, как тончайшие хирургические ножницы… Да к тому же с таким невозмутимым видом, словно только и делал на службе, что ассистировал пассажирам в обработке различных ран!

Я с удивлением приняла этот филигранный и, без сомнения, дорогостоящий инструмент. Готова поспорить, такими чудными ножницами пользовались разве только известнейшие хирурги в Отель-Дьё де Люцерн; да штатные лекари монарших особ… И потому затупить их о плотную ткань бинтов представлялось мне просто преступной подлостью!.. К тому же похожие ножницы – вот только намного грубее этих – лежали в моём саквояже и мало подходили для подобного рода нужд.

– Мадемуазель?.. – аккуратно окликнул месье Барнаба. – Что с вами?.. Не подходят?

– Мне нужно только разрезать бинты…

Он вежливо кивнул и вновь потянулся к жилету.

Лишь теперь я обратила внимание на то, каким крохотным был его нагрудный карман, – размером не больше и не толще дамского портсигара… Но бенгалец с непринуждённым видом вдруг вытянул из него крупные портновские ножницы…

Секунда, другая…

Я удивлённо вскрикнула:

– Вы волшебник?! – И тут же зажала рот обеими руками, испугавшись собственного крика не меньше подпрыгнувшего на стуле месье Барнабы.

Бенгалец машинально оглянулся на дверь и поднëс палец к губам, как бы вежливо укорив меня: «Тише, тише, мадемуазель… ведь мы не хотим окончить этот разговор в стенах инквизиторского отдела?..»

– Какое облегчение… – я утопила лицо в ладонях – страх отступил так внезапно, что у меня закружилась голова. Теперь я могла не бояться ни каменных роз, ни любых других причуд, которые мог выкинуть бесчувственный Эрпине…

Не теряя больше ни минуты, я выхватила ножницы из рук месье Барнабы и принялась за работу.

Распадаясь по сторонам, бинты открывали мне ужасающую картину: глубокие раны, местами доходящие до костей, сочились тёмно-красной кровью; и той маленькой Софи внутри меня – не доктору, а обычной перепуганной девочке, – изо всех сил хотелось зажмуриться…