В жизни Михаила Львовича немалую роль сыграл короткий, но очень насыщенный «ташкентский» период. В первые годы войны в Ташкенте размещался не только Московский университет. Сюда была эвакуирована большая часть столичной литературно-художественной и научной элиты. Здесь жили Михоэлс, Алексей Толстой и Всеволод Иванов, а также Анна Ахматова, Надежда Мандельштам и многие другие. Молодому Мише Левину посчастливилось быть интегрированным в жизнь этого круга, и можно предположить, что именно воспоминания о Ташкенте составляли основную массу уничтоженного в Тюмени литературного материала. О том, что там могло содержаться, можно догадываться, прочтя более поздние, краткие, но очень насыщенные воспоминания о Б.Л. Пастернаке и С.Б. Веселовском, в которых звучит ташкентская тема.

Прекрасные воспоминания о Пастернаке не стоит комментировать. Их просто должен прочесть каждый, кто любит этого поэта. Лаконичные же воспоминания о знаменитом историке С.Б. Веселовском вызывают размышления. Веселовский известен прежде всего как историк шестнадцатого века, досконально знавший эпоху Ивана Грозного и люто его ненавидевший. Эту ненависть, также как и интерес к той эпохе разделял и МЛ. Все разговоры МЛ с Веселовским – об Иване Грозном. Но в то время любой разговор о Грозном косвенно был разговором о Сталине. На экране шел «Иван Грозный» Эйзенштейна. А.Н. Толстой написал пьесу «Орел и Орлица». По приказу Сталина шла перелицовка в общественном сознании традиционного образа безрассудного тирана в образ мудрого, хотя и по необходимости крутого, государственного мужа, на которого Сталин хотел быть похожим. Поэтому разговоры с Веселовским были в сущности разговорами о тиранах, о происхождении тирании. Этот вопрос вызывал у МЛ жгучий интерес. В книге как-то не отражена еще одна сторона «избыточности» Левина. Он был блестящим знатоком истории революционного движения в России, в том числе и так называемой «истории ВКПб», которую он знал в лицах. Особенно его интересовало все, что касалось Сталина и этапов его восхождения к власти. Несомненно, что МЛ стремился осмыслить происшедший в России трагический разворот истории, ответить на мучающий нас вопрос: «Могло ли быть иначе?» Остается только жалеть, что МЛ ничего не написал по этому поводу.

Возвращаясь к «избыточности» Михаила Львовича, невозможно не упомянуть еще одну грань его бесконечной образованности, приводившей всех в изумление. МЛ был прекрасным знатоком английской литературы и истории, английской поэзии в особенности. Он даже сочинял шуточные стихи, лимерики, на английском языке. Уровень его знания Шекспира был вполне профессиональным. Доказательством тому служит небольшая заметка «Фортинбрас», содержащая оригинальный взгляд на интригу трагедии «Гамлет», которая была опубликована в Англии в литературоведческом журнале «Бард». При всей широте традиции российской образованности, вряд ли кто из членов естественно-научного сообщества может похвастаться подобным достижением.

Здесь время поговорить о поэтическом творчестве М.Л. Левина. С моей точки зрения, он был замечательным, очень талантливым поэтом, который по ему только одному понятным причинам никогда не писал «серьезных» стихов, ограничиваясь эпиграммами, бурлесками и «стихами на случай». В качестве мастера этих жанров он был полностью признан литературным сообществом. Некоторые из его эпиграмм стали хрестоматийными. Среди них эпиграмма на Сельвинского, присоединившего свой голос к травле Пастернака, которого до этого числил в своих «учителях». В одном из своих стихов Сельвинский сокрушался, что в жизни «не забил ни одного гвоздя».