В Москву Михаил Львович вернулся умудренным жизнью человеком твердых принципов, сочетавшим разумную осторожность и бесстрашие, едкий критический ум и огромную доброжелательность к близким. В течение последующих тридцати шести лет дом Михаила Львовича Левина был одним из центров интеллектуальной жизни Москвы, а он сам – нравственным и культурным ориентиром для членов интеллектуального сообщества, принадлежавших к нескольким поколениям. Два десятка членов этого сообщества оставили воспоминания об МЛ, собранные во второй части книги.

Среди них особенно выделяются воспоминания друзей детства Михаила Львовича – юриста М.И. Когана и известного киносценариста В.Л. Фрида, попавших в 1944 г. в лагеря по одному с ним делу, а также воспоминания еще одного друга детства – Е.Б. Пастернака, старшего сына поэта. Эти воспоминания, проникнутые самой искренней любовью к МЛ, охватывают почти полстолетия и читаются с не меньшим интересом, чем художественная проза лучшей пробы. Местами эта проза (когда речь идет о пресловутом «террористическом процессе») превращается почти в детективный роман. Эти воспоминания дают возможность почувствовать дух этих ушедших времен, ощутить стиль жизни высокого интеллигентного круга, вынужденного постоянно быть готовым к обороне, но не терявшего оптимизма и веры в нечто лучшее – не сейчас, так в будущем. В этом круге были приняты высокие нравственные стандарты, была развита взаимопомощь и взаимоподдержка, очень ценилась дружба. Весьма уважались ценности культуры, считалась абсолютно необходимой высокая образованность и эрудиция. Наука пользовалась здесь безусловным престижем, и даже намек на антинауку, вроде астрологии, был совершенно невозможен. Теперь, когда «начала разложения и разврата» (слова из воспоминаний Е.Б. Пастернака), можно сказать, торжествуют, когда общественный авторитет науки упал до нуля, а астрологические прогнозы публикуют в серьезных газетах, о той духовной обстановке можно вспоминать как о потерянном рае. И Михаил Левин был одной из самых светлых фигур в этом раю.

Это же грустное ощущение сохраняется и при переходе к чтению воспоминаний товарищей Михаила Львовича по занятию наукой – С.М. Рытова, М.В. Незлина, Г.В. Пермитина и других, вполне известных в научном сообществе людей. Из этих воспоминаний мы можем еще раз заключить, что несмотря на все ужасы времени, мы имели великую науку, расплескавшуюся сегодня тонким слоем по разным университетам мира. И данная книга – это реквием не только по М.Л. Левину, но и по «прекрасной эпохе» в истории нашей науки.

Четвертая часть книги является наболее интересной. Она содержит написанное Михаилом Львовичем лично – главным образом, в шуточных стихах и мемуарной прозе. М.Л. Левин был незаурядным литератором и мог бы стать знаменитым в этой области, если бы однажды сделал литературу главным для себя делом. У него были для этого все данные – блестящее владение стилем, наблюдательность, остроумие, ставшая легендарной литературная эрудиция. Но главным делом для МЛ стала наука, и собранное в книге литературное наследие Левина умещается на двухстах страницах. Этот объем мог бы быть много больше, если бы не трагические обстоятельства его жизни. Автор этих строк слышал непосредственно от Михаила Львовича очень грустную историю о том, как он в 1952 г., будучи административно-ссыльным в Тюмени, уничтожил целый чемодан своих рукописей, множество толстых тетрадей, исписанных каллиграфическим, квазипечатным почерком. В то время его мать находилась в заключении, а отец, профессор медицины, подвергался гонениям. В разгаре было «дело врачей».