Благодаря всем этим коллизиям, а также благодаря общему преклонению перед физиками, принявшему одно время характер национального культа, Яков Борисович стал на время общественной фигурой. Не думаю, чтобы он этого хотел и чтобы это пошло ему на пользу. В гуманитарных кругах уже зрело раздражение доминирующей ролью физиков. Стихи Слуцкого стали для многих руководством к действию. Малообразованные люди, считающие себя гуманитариями, но не знающие даже английского языка, заразились банальной наукофобией. Я помню, как на одном вечере у Фазиля Искандера жена литературного критика Б. Сарнова по имени Слава высказывала гневные проклятия в адрес всех нас – физиков. Особенно в адрес Зельдовича, которого она считала нашим апостолом. Вот так ЯБ стал подвергаться атакам с двух сторон сразу.
В конце шестидесятых мои научные интересы стали сильно уклоняться от ортодоксии, принятой в Институте ядерной физики. Солитоны и волновые коллапсы сильно тянули меня в сторону математики. Это не осталось без внимания Будкера, который предложил мне дилемму: заняться всерьез лазерами на свободных электронах или уходить. Я выбрал второе. У меня уже была довольно большая группа учеников, и состоялся цивилизованный развод – группа ушла в Институт автоматики к Нестерихину, а я уехал в Черноголовку, где возглавил сектор в Институте теоретической физики им. Ландау. Это составило предмет гордости для Будкера – вот каких людей мы готовим! а мой тренд в математику продолжался и зашел настолько далеко, что в 1974 г. я был выдвинут в член-корреспонденты Академии наук не по физике, а по математике!
В этот момент я обратился к Зельдовичу, и он немедленно предложил мне свою дополнительную рекомендацию. При этом откровенно сказал: «Не знаю, будет ли это Вам на пользу или во вред». Результат голосования был неплохим, я прошел во второй тур. Конечно, это была игра без надежды на успех, и в член-корреспонденты я прошел все же по физике, в 1984 г., опять же при большой поддержке со стороны ЯБ. Его первую рекомендацию, написанную от руки, при мне, на подоконнике физического факультета МГУ, я храню как самую дорогую реликвию.
В середине семидесятых стало ясно, что научное направление, которое мы создавали все эти годы – физика нелинейных явлений – это самостоятельная область науки со своими задачами и методами, со своим, уже сложившимся международным сообществом. Начались проводиться международные конгрессы по нелинейным наукам. Поскольку многие из нас, включая ЯБ, были людьми невыездными, мы проводили эти конгрессы в СССР. Четыре международные конференции, в 1979, 83, 87 и 89 гг., были проведены в Киеве. Все они прошли весьма удачно, привлекли множество известных ученых со всего мира. Доклады этих конференций были впоследствии изданы в виде объемистых сборников.
Новые ученики Якова Борисовича, занимавшиеся астрофизикой, магнитной гидродинамикой и космологией, принимали участие в этих конгрессах. Я дружил и дружу со многими из них, прежде всего с Рашидом Сюняевым. Сам ЯБ присутствовал на двух – 1983 и 1987 гг., – но особенно мне запомнился конгресс 1983 г. Он проходил в октябре в трудное и тревожное время. Только что был сбит корейский самолет, и холодная война достигла апогея. Одного из участников конгресса, известнейшего американского ученого Нормана Забуски, насильственно выслали из страны за посещение домашнего семинара евреев-отказников. КГБэшный надзор был всеобъемлющим, но мы демонстративно не замечали присутствия наших стражей. На этом фоне происходил некий «пир во время чумы»: читались лекции, непрерывно шли семинары, а по вечерам происходило столь же непрерывное застолье.