У доски идет дискуссия. Некто утверждает нечто и со всем жаром доказывает, что прав. Наконец, восклицает: «Как говорит ЯБ – член даю на отруб!» Или вот еще. Об одном талантливом математике, который, желая сделать карьеру, флиртовал с партийными бонзами, ЯБ сказал: «Долго он еще будет поросячьими духами прыскаться?» «Поросячьи духи» – это из Салтыкова-Щедрина, из «Истории одного города».

Впервые я увидел Якова Борисовича «in person» зимой 1961–1962 гг. в новосибирском Академгородке. Зима там длинная, и более точное время вспомнить трудно. В Академгородке пока одна настоящая улица – Морской проспект. Университет еще располагается в нынешней школе. Студенческое общежитие, деревянные коттеджи, в которых живут академики. Институт гидродинамики – первое обустроенное лабораториями здание. Построен и главный корпус Института ядерной физики, здания же остальных научно-исследовательских институтов в разной степени незавершенности. Но уже вовсю идут защиты диссертаций.

Роальд Сагдеев защищал докторскую диссертацию, и Яков Борисович, уже три года полный академик, был его официальным оппонентом. Защита, как таковая, стерлась из памяти совершенно, но банкет я отлично запомнил благодаря ЯБ.

Он вышел на середину зала, невысокий, крепкий, в круглых очках человек средних лет, бодрый и энергичный. И произнес следующий тост:

– Были два вора, молодой и старый. Они устроили соревнование: нужно было залезть на дерево и обокрасть воронье гнездо, да так, чтобы ворониха, сидящая на яйцах, ничего не заметила. Молодой вор полез как был – в пиджаке и сапогах. Ворониха его заметила и подняла крик. Старый вор сказал: «Эх ты! Смотри как нужно!» Снял сапоги, снял пиджак, залез на дерево, украл яйца. Спустился – ни пиджака, ни сапог, ни молодого вора нет. Итак, выпьем за молодое поколение ученых!

В тот приезд Зельдовича в Академгородок я ему представлен не был. Я был совсем начинающий, еще студент, «никто, ничто и звать никак». Знакомство состоялось во время его следующего визита в Городок, где-то в конце шестидесятых. ЯБ сказал мне тогда: «Я о Вас слышал, не хотите ли заниматься следующими задачами…», – и последовал целый веер предложений. В ответ я стал рассказывать ему о своих работах, о солитонах, о волновых коллапсах. Он заинтересовался, стал очень внимательно слушать, задавал глубокие вопросы. Он понял, что у меня достаточно своих задач и отнесся к этому факту с полным уважением. Впрочем, впоследствии он не раз формулировал мне важные нерешенные задачи. Я хочу упомянуть две из них.

Однажды Сагдеев сказал:

– ЯБ хочет, чтобы мы построили нелинейную теорию джинсовской неустойчивости Вселенной. Тогда будет понятно, как объяснить распределение галактик по их массам.

Насколько я понимаю, эту задачу ЯБ считал для себя одной из самых главных. Впоследствии он в этой задаче далеко продвинулся, объяснив формирование плоских галактик возникновением каустик за счет пересечения траекторий невзаимодействующей космической пыли. С качественной точки зрения это объяснение безупречно. Но, мне кажется, что до построения количественной теории, удовлетворительно описывающей наблюдаемый спектр галактик, еще далеко. На самом деле, это задача из теории волновых коллапсов (если смотреть с точки зрения физика) или задача из теории катастроф, если подходить к ней математически.

Вторую проблему ЯБ сформулировал мне лично.

– Вот тут ходят слухи, – сказал он, – что уравнения Навье – Стокса не имеют глобальных решений, а описывают формирование особенностей. Я считаю, что это вредная ерунда, но с этим следует разобраться.