– Если бы ты папу знал ближе, не стал бы так переживать, – скривился Нил.

Кир сделал бросок, Нил Лихо отпрянул, но недалеко, Сумрак не проник в него. Маленький ещё.

Над головой Нила, жгучего брюнета, чьи волосы сливались с темнотой прохода, с горящими жёлтыми глазами оскалился его агрессивный волк, угрожая незваному пришельцу. Всё их колдовство сосредоточилось рядом, никто не пройдёт.

– Почему ты не бежишь спасать себя? – усмехнулся Кир. – Что улыбаешься?

Вот так создавалась слава Нила Ильича, как самого хладнокровного, смелого и хитрого волка. Ему бы действительно свалить, поджавши хвост, но, сука, уколол себя, и стой теперь, делай вид, что так и задумано.

И он делал!

И это не первая такая история, когда деваться некуда и приходится лезть на рожон. Поэтому знал, как поступить. Здесь он в безопасности, если тело его грохнут, то он просто так и останется…

Не хотелось.

Широкий рот расплылся в хищной ухмылке. Взгляд цепкий, пронзительный. Лицо, обычно приятное, в полутьме приняло острые черты. Глаза в темноте под нависающими хмурыми бровями мерцали золотом. Ладная фигура напряглась, вздулись вены на жилистых сильных руках. Из длинных пальцев то вырастали когти, то пропадали.

– Что ты задумал? – шипел дракон.

Нил оскалился. Лихо заревел, рычал оглушительно, когда Кир ударил по стенам каменного тоннеля. Но это и не камень был, так, образ. И надо же, разрушил что-то! Вот так, по камушку Сумрак в принципе может завладеть любым разумом. Но силёнок не хватило.

– Не смей пялиться на меня! Ты покойник, волк! И твой брат тоже.

При упоминании брата, которого у Нила в принципе никогда не было, а тут совершенно случайно организовался благодаря их общей матушке, стало Нилу Ильичу горько и даже обидно.

– Мой брат, – жутко прошептал он. – Твоя смерть.

Сумрак от этих слов начал бесноваться, а Нил смеяться.

Мог бы оставить о себе хорошее впечатление, он обычно так и делал, но, видимо, старел. Упоминание о брате и Алёне… В общем, им угрожать в его присутствии не стоило. Совсем.

Почувствовав, что может проснуться, Нил мгновенно открыл глаза.

На потолке плясали тени, переплетаясь с лучами заходящего солнца. Стояла утомительная жарища, воняло что-то в углу. Нил моментом сел, сложив кости Алёны на предплечье. С ней, умирающей, но любимой, поднялся, подобрал ремни, чтобы Алёну прикрепить к телу.

– Ирик! – заорал он, потому что олень должен стоять за дверью, а тут стены были звукопроницаемыми, только что не просвечивали.

Никто ему не ответил, зато тело в его руках вздрогнуло.

Нил замер и подтянул к себе Алёну Ярославну. С правой стороны в том месте, где должно было быть ухо, появился розовый ободок. Это… новое ухо проклёвывалось. Да и кожа перестала иметь такой землистый оттенок, белела местами.

Значит, сработала вакцина регенерации, и через кожу Алёне много досталось. Он хотел её поблагодарить за то, что борется. Она не слышала, не видела, и, возможно, не чувствовала его запах. Пока. Но кожу ведь она ощущала! И Нил словами тела сказал, что рад. Прошёлся губами по острой скуле. Языком прошёлся, оставив влажную дорожку. Ноги её подогнул, и в позе эмбриона привязал к себе. Через час позу сменит.

– Ирик!!! – ещё раз позвал Нил, быстро сорвал с кровати свою юбку, махнул ею, обворачиваясь. Тяжёлая ткань хлопнула, свернула стоящий у окна стул. – Сука, я тебе рога сверну, придурок. Слышишь, как вибрирует моя грудь, Ярославна? Это я на твоего внука матерюсь, потому что мудак.

Нил надел куртку, и закинув свой рюкзак, кинулся из номера гостиница, естественно, не обнаружив чёрного марала в холле, исчез вместе с девочкой. Никаких признаков борьбы в грязном коридоре, зал в тени, там отдыхали на потёртых диванах постояльцы. Значит сам ушёл по своей инициативе.