Вздохнув, Инь подошла к самому краю утеса. Казалось, океан бесконечен. Даже вершин ближайшего острова, Хэма, было не разглядеть.

– Ты все еще должен мне столько историй, – прошептала она ветру в надежде, что тот отнесет ее слова отцу.

В юности отец отправился за моря, в легендарную столицу Фэй с пагодами до самого неба и сверкающими на солнце черепичными крышами, и там занял место среди величайших инженеров государства. Но он об этом никогда не рассказывал. При упоминании столицы в его глазах всегда мелькала печаль, и Инь знала, что память его омрачали призраки, о которых было больно вспоминать.

Теперь такие призраки поселились и в ее душе.

«Того, кто создан для полета, никогда не удержат морские волны», – говаривал отец. И вот она взлетела в небеса, но он этого уже не увидит.

Забравшись на большой валун, Инь достала из рукава складной веер и пальцами пробежала по краю, случайно обагренному кровью отца. Ее алый цвет уже успел потускнеть до ржаво-коричневого.

Едва придумав этот веер, она примчалась в мастерскую отца, возбужденно размахивая перед ним эскизом. Это был самый первый ее проект, целиком плод ее воображения. Сперва она показала его старшему брату, Вэню, но он лишь насмешливо хмыкнул при виде детского рисунка. Младшая сестра, Нянь, тоже взглянула, улыбнулась и продолжила кружиться вокруг костра, не в силах сбросить наваждение барабанного ритма. Только не отец. Взглянув на эскиз, он ласково взъерошил ей волосы и похвалил за отличную выдумку, а потом они вместе принялись за работу. Голова к голове, они тщательно высверливали бамбуковые ребра веера, где потом поместились дротики.

Жители деревни осуждали отца за то, что он потакает ее капризам, но Инь была ему за это бесконечно благодарна. Нечего было ожидать, что соседи смогут ее понять. А теперь ни одного из тех, кто мог, не осталось в живых.

Спрятав веер, Инь вытащила из кожаного кисета два предмета: кулон из черного нефрита и книгу в кожаном переплете – последний дар отца. Она собиралась поговорить о них с Вэнем и Нянь, но они были так заняты похоронами, что случай никак не представлялся.

«Сожги ее», – сказал отец. Но почему? Что гибельного для всего клана могло в ней содержаться? И о каких таинственных силах он ее предупреждал?

Она провела кончиками пальцев по кромке потертого кожаного переплета, помнившего много дней и ночей, в которые отец не расставался с этой книгой. Ее лица коснулась невольная улыбка. Все отцовские книги из мастерской выглядели одинаково: потрепанные страницы, выцветшие чернила, а кое-где и следы слюны – порой, читая, он засыпал. «Знания – вот что поддерживает жизнь нации, – сказал он однажды, – и только они позволяют человеку чувствовать себя по-настоящему живым».

Инь в нерешительности задержала руку на обложке. Последние слова отца эхом отдавались в памяти. Именно от того, что она собиралась сделать, он ее предостерегал.

– Прости меня, – прошептала она.

Если отец хотел уничтожить книгу, то почему не сделал этого сам? Надеяться, что она даже не попытается выяснить, что стоило ему жизни, означало бы ожидать от нее чересчур многого.

Разве чтение может принести вред?

Затаив дыхание, она робко открыла книгу на первой странице.

Та была исписана аккуратным почерком отца. Похоже, это была одна из его записных книжек. Он тщательно заносил в них ход каждого эксперимента, каждую идею, каждый плод своей бурной фантазии.

Инь быстро пролистала книжку, мрачнея с каждой страницей. Многие записи были для нее слишком сложны. И тут она обнаружила между страницами аккуратно сложенный кусок пергамента, на первый взгляд совершенно безобидный. Но, вглядевшись в угловатые линии замысловатых рисунков, крошечные подписи и уравнения, объяснявшие каждую деталь, она наконец осознала истинный смысл последних слов отца.