- Вот черт! – Матвей среагировал первым. Подхватив разбросанную одежду, он схватил меня за руку и потянул к кирпичному строению без потолка и с разрушенной одной стеной. Хоть сыростью не воняет, и то ладно. – Тихо! – его ладонь накрыла мне рот.

Мужчины снаружи о чем-то говорили, громко хохотали, но вскоре снова наступила тишина. Байкеры вернулись к своей тусовке, а мы посмотрели друг на друга. Ночь обещала быть безлунной, и Матвей был почти неразличим на фоне темных кирпичных стен, но не в моих планах сдаваться. К тому же я стояла в одном белье, а Григорьев даже футболку не снял.

- Раздевайся, - потребовала я, клацнув зубами. Холодно, блин! - Или боишься?

- Чего мне бояться, - одним движением профессор скинул футболку. Следом за ней полетели джинсы.

Теперь мы были на равных, и я, доводя дело до конца, сняла бюстгальтер и трусики. Все равно темно. Хрен он что различит. Змей хмыкнул и ответно спустил свои трусы.

Черт, действительно, темно! Я потянулась рукой к профессору, но промахнулась, мазнув пальцами по холодной стене.

- Что ты делаешь? – Григорьев тоже клацнул зубами.

Было холодно, и я дрожала, но вместе с тем внутри росло приятное ощущение тепла с примесью возбуждения и опасности. Так себя, наверное, чувствуют гонщики перед финальным заездом или бандиты, планируя грабануть банк.

- Пытаюсь нащупать твой стояк. Тебя же жутко заводит разгуливание голышом. Возбуждение так и зашкаливает! – я захихикала, Матвей тоже.

- Ты сумасшедшая, - он сократил расстояние, и теперь мы только каким-то чудом не касались друг друга обнаженными телами.

- Ты тоже, - я смеялась, но это было скорее нервное. Острое желание разливалось волнами по телу, концентрируясь между ног. А ведь он даже толком ко мне не прикоснулся.

Мы смеялись, почти касаясь друг друга, и неизвестно чем бы это все закончилось, но неожиданно включился свет, и раздался громкий женский визг.

- Твою же мать!

Рита?!

Я вздрогнула, обернулась, но свет телефонного фонарика бил в лицо и ни хрена ничего не было видно. Зато сестричка, наверное, все разглядела.

- Больной придурок! – выкрикнула она, скорее всего, имея в виду брата, и как фурия выскочила из нашего укрытия. Как показала практика, не такого уж и укрытия.

- Она всегда так ругается? – я посмотрела на место, где только что стояла Рита.

- Почти, - хмыкнул Матвей и потянулся за одеждой. - Все-таки посверкал.

Сестренку мы нашли сидящей на бордюрном камне в стороне от основной тусовки. Она нервно курила и выглядела не склонной к диалогу.

- Ключи! – Григорьев подошел и протянул руку.

- Чего? – Рита подняла на него взгляд. Потом на меня. Хмыкнула.

- Немедленно! – потребовал Матвей.

А профессор умеет быть напористым!

- А мне на чем добираться? - возмутилась байкерша, но нехотя полезла в карман и вложила связку в раскрытую ладонь брата.

- С Рустамом поедешь, а мне девчонку надо отвезти.

- Знаешь, что ты дебил? – фыркнула Рита, и в ее голосе звучала неприкрытая ярость.

- А еще больной придурок, - кивнул Матвей. – Ты сегодня была жарка на эпитеты. Всем до свидания! – он поднял руку, прощаясь. – Поехали, - обернулся, и я доверчиво вложила свою руку в его широкую ладонь.

Обратный путь мы преодолели быстро и с ветерком. К концу поездки я дрожала, как осиновый листок, но было безумно приятно держаться за Матвея. Ощущать теплоту его кожи, чувствовать сердцебиение и напряжение, когда тормозил на светофоре и также резко срывался с места.

- Спасибо, – я вернула шлем и помялась с ноги на ногу.

Ненавижу прощания, особенно когда не хочется расставаться. На часах половина двенадцатого и знаю, Матвей уедет при любом раскладе. Что бы я ни предложила.