И вот еще что – и самого беззастенчивого напяливания на чужую душу своего собственного отвратительного багажа, как это довольно-то частенько подчас, собственно, и происходит.

А между тем, если нет никакой возможности растопить лед в чьей-либо непонятно почему отстраненной от всего общего потока жизни душе и попросту чрезвычайно много в ней темного да и явно уж исключительно безнадежно не светлого…

Однако ведь ярлык на подобного человека весьма рано бы тщательно навешивать.

С некоторыми очень даже всегдашне светлыми, буквально искрящимися изнутри добром людьми в серьезную переделку никому попадать вообще вот ни в жизнь нисколько не стоит…

Поскольку эти, во всей той более чем приличествующей им тривиальной обыденности до чего бесподобно прекрасные люди, будучи некоей суровой силой, внезапно выдернуты из всех еще изначально привычных для них рамок, несомненно, вскоре всех предадут, будут с неистовым энтузиазмом спасать одну лишь свою нежно любимую ими шкуру и этак-то оно далее…

И это и есть те самые отчаянные реалии всей нашей жизни, а не какие-либо восторженно книжные о ней сущие благие домыслы.

Ласковое добро, вполне еще может быть и совершенно дико аморфным, то есть попросту может оно оказаться всеми теми стальными канатами исключительно так прочно увязанным со всеми теми внешними довольно хорошими условиями жизни, а не чем-либо хоть сколько-то на деле более существенным и важным.

Причем в литературе обо всем этом, как правило, вовсе-то ничего не сказано, раз даже и далеко не худший ее мир до чего четко разграничивает злодеев и святых мучеников, безвинно страдающих из-за чьих-либо чужих хитроумных козней.

Ну, а еще он порою лишь одним ярким цветом живописно описывает мужественные поступки всевозможнейших истинных героев…

Связующая нить повествования к тому, безусловно, абсолютно обязывает…

…а между тем буквально всякий человек – существо во всем этак вполне однозначно цельное, а потому и растаскивать его душу на какие-либо отдельные фрагменты, вовсе-то нисколько совсем ни к чему.

Однако до чего частенько весьма разбитная в смысле недалеких нравственных поучений художественная литература попросту уж рвет всю правду о человеке на самые мелкие ее лоскуты, явственно выпячивая в нем именно то, что наиболее подходяще для его более чем и вправду вполне полноценного отображения.

Ну, а все в нем «естественно лишнее» она сколь тщательно упрячет по всяческим довольно дальним углам.

Делать это как-либо иначе – то ведь будет в самой наивысшей степени весьма неприлично!

Столь и впрямь неподобающе для его отображения во всей его более чем невзыскательно непритязательной житейской плоти и крови!

А уж тем более кое-чему подобному попросту никак не найдется места в художественном произведении, коли чего-либо в этой жизни до самой крайности было автору во всем исключительно попросту так мучительно же неудобно переносить на белую бумагу.

Причем поболее всего именно из-за явно излишне-то лучезарного им восприятия весьма определенных и крайне непритязательных человеческих черт.

Да еще и крайне мелочно благодушного неприятия автором какого-либо художественного произведения всех тех нынче существующих самых же объективных явлений и реалий довольно-таки весьма широкого во всем своем спектре общественного бытия.

А к тому же он вполне искренне способен безо всяких затей посчитать, что рядовой обыватель его никак иначе попросту и не поймет, а потому лишь во имя самого наилучшего блага (обывателя) ему столь непременно и надобно будет хоть сколько-то, да всласть подсластить всю эту до чего подчас порядком пресную жизнь…