– Ну а если мы купим эту землю, то сможем выращивать урожай и кормить больных.

– Нет, не сможем. Нет у нас денег, чтобы покупать землю, нет у нас денег, чтобы платить работникам, которые будут обрабатывать её.

– А если мы предложим фермерам продать нам землю за нулевую цену. Но пусть они продолжают жить на своей земле, только отдают нам половину своего урожая. Перед государством они будут нашими работниками, а оставшаяся половина урожая будет их зарплатой. Так выйдет?!

– Ой, девочка! Кажется, ты нас спасла! Так должно выйти! Больница имеет право на подсобное хозяйство, которое не облагается налогом!

Всё вышло, как мы задумали. Больные были сыты, а фермеры довольные остались жить в своих родных домах. Так я впервые помогла маме в её трудной работе.

Второй раз мне удалось помочь маме Вале, когда возникла проблема с прикормом детей в яслях. Ведь у нас не было больше денег, чтобы покупать в городе детские смеси, как раньше. Но эта проблема была мне как женщине Дханы прекрасно знакома. Я сделала состав из четырёх жидкостей, как это делали женщины Дханы, и напоила им всех грудничков в яслях.

– Теперь, ― сказала я маме Вале, ― можете кормить их чем угодно, они усвоят любую пищу, лишь бы её не надо было жевать. Мама Валя очень удивилась, когда оказалось, что это и в самом деле так, и попросила объяснить, как я это сделала. Я ей всё рассказала. Она была в восторге и тотчас отдала моё «лекарство» в лабораторию на исследование. Что уж они там с ним делали ― я не знаю, но в результате через год наладили производство жидкости для новорождённых и стали продавать её в другие больницы, где были похожие трудности с питанием детей.

У мамы Вали было и ещё одно горе, о котором она никому не говорила ― не было известий от Радека. С первоначального адреса пришёл ответ, что курсант Котлованов убыл в госпиталь, причём ничего не сообщалось о том, чем он болен. С трудом узнав адрес госпиталя, где лежал Радек, мама Валя получила сообщение, что Радек переведён по адресу такому-то. Но с данного адреса ответили кратко, что новобранец Котлованов убыл, без объяснения куда и почему. С тех пор прошёл уже год, и не было никакого средства узнать, что с Радеком, жив ли он? И вдруг пришла телеграмма:

– Прилетаю такого-то, встречайте, Радек.

Я как раз дошила своё красное платье. Была жаркая солнечная погода, которая иногда бывает в конце апреля перед майским похолоданием. Я набросила лёгкую мохеровую шаль поверх платья и вместе с мамой Валей отправилась в город на аэродром. Долго ждали самолёт, который опаздывал на два часа, затем вглядывались в поток приезжих, но Радека всё не было… Вот и прошёл последний… Ещё постояли минут пять… Видно, произошла какая-то ошибка. Уже собираясь уходить, мы увидели вдали на поле каталку, на которой везли раненого или больного. Солдат, который вёз каталку, и был наш долгожданный Радек. Мама бросилась к нему на шею, а мой взор был прикован к тому, кто лежал на каталке… Неужели! Пётр! Я узнала его черты. Тихо подошла и тихо покатила каталку дальше. Он смотрел на меня и молчал. Слова были не нужны. Я смотрела и смотрела в его прозрачные серые глаза с чёрными точечками зрачков. А вокруг нас вращался мир. Подплыла площадь с санитарной машиной, затем за окном помчалась дорога, в конце которой из-за поворота вынырнул наш родной больничный посёлок…

И опять я жила полной жизнью: переживала, надеялась, одна операция, затем другая. Каждую свободную минуту я проводила у его кровати. Слова нам так и не понадобились: достаточно было ему подумать, и я видела его мысли, как цветной нескончаемый фильм. По моим глазам, улыбкам, слезам он видел на моём лице отражение своих мыслей.