– Да какую картину я ему продам-то.

– Что ж ты всё ворчишь,– сказал Александр, доставая из ящика стола картуз с метелкой, – Даже если ты нарисуешь яблоко на блюде – точно понравится и купят. Ты же мастер, в отличие от нас. Мы даже не подмастерья. При твоих-то умениях.

Он отвернулся к окну и, активно жестикулируя, начал молчаливый диалог с красавицей из дома напротив.

Илье пришла озорная мысль: а что если…

Через три часа братья разглядывали картину.

– Лучше всего Жулька получилась, – сказал Лешка.

– А другую не мог написать, что ли, – спросил Сашка, – Жалко продавать. Лихо это у тебя получилось!

***

Спустя несколько дней вся троица возвращалась из Академии. У двери парадного в нетерпении стоял мальчишка-посыльный из «Тринти», а у него за спиной возвышалась громада дворника Гаврилы. Заметив ребят дворник обрадовался и закричал на всю линию:

– Илья Ефимович, вам пакет!

Мальчишка-посыльный, с облегчением вздохнул и вытащил из-за пазухи сверток и записку от Никанора Михеевича: «Картину продал. Приноси ещё».

Получив по гривеннику, посыльный с Гаврилой исчезли.

Подняться в мансарду было минутным делом, но и эта минута была невыносимо долгой.

Дрожащими руками Илья развернул сверток, из которого высыпался ворох банкнот.

– Вот это да-а, – только и сумел сказать Алексей, поочередно разглядывая то Илью, то Сашку, то, неожиданно появившееся богатство.

***

На следующий день Илья Ефимович в сопровождении друзей отправился искать новую квартиру.

Отец занимался ремонтом крыльца когда к нему подошёл сын.

– Тятенька, почему братья знают грамоту, а у меня всё мимо – каждый день учу и никак.

– Учение это, видно, не каждому дано. У кого-то правая рука сильнее, а у кого-то левая. Не кручинься. Всё сладится. Всему своё время. Ну, ступай. Брат поди уже заждался.

Варфоломей послушно взял книжку и направился к воротам.

"Ишь как вытянулся, совсем большой стал, только глаза в колыбели остались" – подумал отец.

Варфоломей шел знакомой дорогой к выпасу – сперва по деревне до околицы, затем небольшой пригорок и будет деревенский выпас.

Путь хорошо знаком, а потому все мысли юного подпаска были заняты учением.

Сколько бы он не пытался запомнить, соединить все эти крючки на бумаге ничего не получалось.

Крайний раз учитель просит зачитать, объясняет как надо, а в голове чёрный туман, как мрачная туча.

Стоит он, а спиной чувствует насмешливые взгляды, будто пальцами тычут. Урок окончен. Все покидают класс…

– Варфоломку учить, что в решете уху варить – пустое дело, – услышал он громкий шёпот за спиной, а затем дружный, приглушенный смех.

Как же горько и обидно.

"Что со мной? Почему братья могут, а я нет? Почему все мальчишки сладили, а я не могу"?

Вспомнился случай когда ребята бросили кутенка в стадо гусей. Кутенок вытаращив глаза, сжался, дрожит от страха, а эти здоровые, шипят, гогочут, норовят клюнуть, ущипнуть.

Тогда он прутом разогнал гусей и принес бедолагу домой.

"Моих гусей так никто не разгонит", – подумал он выходя за околицу.

Взбираясь на пригорок он увидел молящегося монаха. Варфоломей удивился, поблизости нет большой обители, ни пещер. Он с друзьями видел одного схимника живущего в пещере, но этот другой. Какой-то удивительно светлый и добрый.

Мальчик подошёл чуть ближе.

Он почувствовал лёгкий запах ладана, исходящий от монаха, едва уловимый и мягкий. Лёгкий, теплый ветер коснулся волос, будто кто-то гладит по голове.

Варфоломей оглянулся, но никого не увидел, только монах продолжал еле слышно читать молитвы, а по изможденному лицу текли слёзы.

Неожиданно, вместо смущения и робости грудь наполнилась радостью. В этот момент старец окончил молитву и повернувшись к мальчику сказал: