– Повезло мне с Ладой, – неоднократно повторял Ярослав другу-богатырю. – И тебе ещё повезёт.

Анисим махал на это рукой с непонятным сомнением:

– Главное, чтобы ты так думал.

«Чернява, румяна, фигурой сложена и в целом – ухожена. Что тебе ещё, дураку, надо?» – поймал себя на лихой мысли Ярослав, когда Анисим хлопнул его по плечу.

– Всё витаешь в облаках? Полно тебе. Сосредоточься.

Анисим поднял свой осиновый меч, Ярослав сжал ладонью рукоять своего. И с песней ветра они вновь сошлись в тренировочном поединке. Дерево секло воздух, сухая трава мялась под сапогами, стук оружия разносился по округе, взмывал ввысь, проносился над гладью Оки и терялся в зарослях камыша.

Солнце перекатилось через светло-голубой зенит, тени уменьшились и вновь выросли, а потом слились с полумраком набежавших туч. Тогда Анисим и Ярослав сложили тренировочные клинки и вернулись в посад.

Возле двора семьи Лады толпился народ. Селяне шептались, причитали, мотали головами.

«Что стряслось?»

Среди серых крестьянских одежд Ярослав разглядел выбеленную рясу попа, выглядывающую из-под полушубка. Рядом со священнослужителем толклись его помощники из церкви, неподалёку стояли дед Демьян, кроха Еремей и соседи. Лада с матушкой, братьями и сёстрами выстроились шеренгой, заслоняя что-то собой, показалось – телегу.

– Отмаливать её надобно! – возвысился басом над всеми роптавшими голос попа.

– Да, надобно отмаливать, – загалдели и закивали его помощники.

Ярослав и Анисим подошли ближе. Выглядывая из-за плеч, они пытались рассмотреть центр всеобщего внимания. О ком говорили?

«Отмаливать, – у Ярослава в груди всё сжалось. – Кто помер-то?»

Агафья, Лада, Божена, Смиляна, Неждана, Федот, Захар, Гордей, Наум – вся семья жива-здорова.

– Не померла она, спит просто, – настоятельно топнула Агафья.

– Разбудите тогда! – командно сказал поп.

– Не можем, не просыпается, – развела руками Смиляна.

– Выходит, помрёт, – упрямствовал поп. – И о душе её грешной лучше заранее позаботиться.

– Полно, батюшка, – махнула рукой соседка. – Сразу, помрёт… К знахарю её надобно.

– Не своим сном спит она, – сделала шаг вперёд Агафья. – И глупцу понятно. Но больно сомневаюсь я, что помогут ей простые лекари. И ни к чему её душу отмаливать, ибо не может столь юная красавица быть грешна. Не господь привёл её нам, а сам лес.

Соседи зароптали пуще прежнего, бабы застонали да запричитали, кто-то сказал:

– Опять со своей старой верой лезут, язычники.

Кто обвинял семью Лады, Ярослав не понял, он всё пытался протиснуться к телеге, где, судя по всему, и лежала девица, вызвавшая сие столпотворение.

Удалого манило необузданное любопытство и что-то ещё, странное и непонятное, немного пугающее и какое-то колдовское.

– Лес привёл? Что это значит?! – басил поп.

– Под пнём векового дуба она лежала, в корнях его. Откуда ещё ей там взяться? – отвечала Агафья. – Старым богам русским одним лишь ведомо.

– И у кого ж ты спросить за девицу думаешь? У сухого пня, влажной земли или жёлтых листьев? Церковь и бог – единственная надежда её.

– Знаешь, батюшка, что есть ещё в северных лесах те, кто со старыми богами связи не растерял, кому ведомо то, что ведомо сухим пням, чернозёму и низкой траве, – от этих слов Агафьи селяне притихли, а она продолжала гнуть своё. – Каждый в Муроме знает, что в чащобе и по сей день живёт древняя старица-ворожея, общающаяся с Лешим и русалками, Водяным и кикиморами с топей. Ей надобно отвезти нашу Снегурочку.

– Снегурочку! – звонко поддержал малец Еремей.

– Не знаем мы, что за силы подкинули её нам, батюшка, – продолжала убеждать попа Агафья. – Не знаем, благо с ней нам уготовано или худо. Пусть старица посмотрит.