Но то до поры нынешней было, сомнения в себе у девицы улетучились, когда её засватали за первого красавца в посаде – Ярослава Удалого. Глаза его чисты как небо, а волосы подобны пшенице, колосящейся под солнцем ярким. Голос как бархат ласков, наполнен лета красками. Не только статен молодец, но и ловок как кот, и быстр как сокол.

– Как повенчаны будете, сам боженька на союз ваш не нарадуется, Лада и Ярослав, весна и лето, – говорили родственники и соседи, имея в виду значение христианских имён молодых.

Удалого молодца окрестили в честь ярила летнего, знатного да благодатного, а Ладу в память языческих корней её западных.

Среди четырёх сотен жителей посада у Мурома примерно половина до сих пор чтила свои староверские корни, и, хотя церковь оказала своё влияние, празднества и традиции, сложившиеся до крещения Руси, здесь уважали. Да что там, и в Муроме, и в Рязани, и других русских княжествах не думал никто перестать отмечать ни Коляду, ни масленицу.

А для традиционно-больших семей каждый день по-своему праздник. Если, конечно, она полна. Ладе с её тремя младшими сёстрами и четырьмя ещё более младшими братьями не повезло, отца много зим назад болезнь забрала. Но матушка наказала: «не сгинем!»

По соседству с их избой жили в полуземлянке дед Демьян и его внук Еремей. Старче ворчливого одни жители посада не сильно принимали, крутили у виска и подшучивали, но те, у кого в семьях помнили того историю, уважали и заступались.

Демьян успел повоевать с половцами и прибыл к Мурому с восточной окраины, когда деревню его сожгли. Оттуда же прихватил и спасённого мальчонку-внука.

Лада, братья и сёстры её звали Демьяна чаще всего так же – дедом, а мать их, Агафья, величала старика дядюшкой. Ярослав Удалой после сватовства за Ладу тоже стал отзываться о Демьяне уважительно, хотя до этого и позволял себе вольности.

Демьян и Еремей с раннего утра отправились в лес по грибы да по ягоды, а в семье Лады с криком петуха начались ежедневные дела. Девочки растопили печь да принялись, кто кашеварить, кто мести, а кто воду нести. Братья пошли управляться со скотиной. Потом подкрепятся, да возьмутся за ремёсла. Младшие будут лапти плести, да корзины, а кто постарше займутся глиной. В детинце плоды их труда ценятся.

Мать Агафья с самой младшей сестрой, Нежданой, хлопотали за печью, а Лада вместе с Боженой и Смиляной уселись за пряжу, окончив приборку.

– Я слышала из уст новгородских купцов сказы о варяжских женщинах, – болтала за делом Смиляна.

– Это где ж ты успела? – Божена прекрасно знала, что кроме как на ярмарке муромской негде, но подтрунивала над сестрой.

– И что ж они говорили о них? – спросила Лада, хотя и сама слыхала.

– А то, что не прядут они с утра до вечера ткани и не метут каждодневно избы, а тренируются с топорами и мечами, чтобы драться со своими мужчинами наравне.

– Тебе лишь бы фантазировать да от дела отлынивать, – отмахнулась Божена.

А Лада представила, как могла бы она сейчас отправиться с Ярославом и богатырём посадским, Анисимом, на юг, на берег реки, и биться с ними на деревянных орудиях, оттачивая мастерство боевое. Она была бы рядом с возлюбленным, и в рать бы княжескую с ним вступила.

Тайком ото всех Лада пробовала плясать с клинком. Демьян ей показывал азы боевые, стойки, основные приёмы. Набила она и шишек, и синяков, но времени на учение полноценное не было.

– А как же дом и очаг? – пожала плечами Божена. – Что на это скажешь, сестрица? На кого эти заботы переложить?

Смиляна вздохнула, не ответив. Должно быть, этого она от новгородских купцов не слышала, а вот Лада понимала. Не хотели жить варяги миром, как люди русские. Везли на свою землю людей-рабов в походах украденных: женщин чужих и детей.