«Близки мы, русские, духом с варягами. И пусть оседлыми стали, но кровь наша всё ещё горяча», – сказала Лада себе.

Когда она покинула церковные стены, то вышла в снегопад. Жители посада смотрели на крупные хлопья и шептались, а увидав Ладу, зароптали, что зима пришла удивительно ранняя всем приметам назло, и весну когда ждать их краю теперь, одному богу известно.

«Чтобы дружба не сбежала,

Язык нужно прикусить,

За углом не балаболить

И друзей своих ценить!»

(Частушка).

Снег убаюкивал Муром, покрывая своим одеялом. Зима пела колыбельную вместе с ветром. Не успели люди отпраздновать Кузьминки. Осень ушла, не прощаясь, а может, зима вероломно потеснила её в правах. Ныне каждый говорил только о переменах, перевернувших привычный уклад. Анисим в этом видел и хорошее. Сплетни и усмешки вокруг Лады и Ярослава, вроде как, унялись, едва начавшись.

Богатырь надеялся, что ни родня её, ни сама Лада злых языков не слышали. Нет её вины в том, что случилось, не заслужила она ни взглядов косых, ни насмешек.

Анисим пожалел Ладу взглядом и словом, а та убежала прочь. Он не понял отчего. И почему-то всё думал и думал о ней.

«Что ж она такая-то? О чём всё мечтает, весна, всё смехом как ручьями звенящая? – лик её виделся вечно светлым и радостным. Работу делает, а вся как в праздник ухожена, одета. Коса чёрная шёлком блестит, щёки румянцем налиты. А как она кричала, как гневилась на Анисима, когда он ей о Ярославе сказал, что не воротится тот, что другую предпочёл. А Лада всё ж казалась смешной, хрупкой и беззащитной. – Как она управляется со всем, ежели беззаботная и неокрепшая? Может, не такова она на самом деле, а за образом её обманчивым сила скрывается незыблемая?»

Отвлёк от дум о де́вице прибывший вслед за снегом авантюрист и вербовщик, богатырь и старый товарищ Анисима – Прохор Шестипалый. Пальцев у него было по пять на каждой руке, однако он утверждал, что на ногах их по шесть. За это ему братья по дружине муромской прозвище и дали, однако позже выяснилось: и на ногах у Прохора пальцев столько же, сколько у всех, но его матушка, будучи неграмотной, вбила ему ещё в детстве, что толстый большой палец за два считается. Вот где на смех человека поднять можно. Правда, Прохор не дурак и ни с кем, кроме самых близких товарищей, не секретничал. А считать пальцы его самолично никому и в голову не приходило.

Шестипалый ездил в Чернигов по службе да вызнать о кличе князя Владимира Давыдовича и вербовщиком напроситься быть.

Анисим Великан с распростёртыми объятиями принимал друга у себя в доме. Затопил баню. Прохор весь чёрным сделался за путь неблизкий, а как отпарился да обмылся, снова блондином стал. Анисим накрыл стол, как положено, зарубил петуха, щи в печи сварганил, открыл бочонок медовухи.

– Сам у княже не был, врать не буду, но с воителями его говорил, – начал рассказ Прохор за ужином. – Поход и в самом деле зимний Владимир Давыдович запланировал. А теперь, вишь, зима эта самая нагрянула, и не ждал никто. Так что, друг, хватай своего ученика, да в путь собирайся.

– Ярослав не поедет, – пришлось рассказать Прохору о странных событиях: о деве, в лесу найденной, и о помешательстве на ней Удалого.

– Полнится земля русская чудесами. И дураки на ней никогда не переведутся. Значит, без него в путь отправимся. Оно и ничего, скорее будет. С пристани по Оке-реке завтра дубас4 отчалит. На нём мимо Вятичей да через смоленскую землю за неделю в Черниговское княжество попадём, в Северянскую Гавань. Я так и воротился, трёх лошадей в тамошней конюшне оставил. Оттуда по тракту верхом дня четыре, может, пять, и мы в Чернигове.