Он целует, и мы перекатываемся.

Теперь сверху я.

– А второе? – я усаживаюсь удобней, наблюдаю с удовольствием, как туманятся его глаза.

– Ты и я. И, так и быть, эта шикарная кровать, – он подмигивает.

Щекочет меня вероломно.

И под мой визг мы снова перекатываемся, сражаемся, и второй вариант меня устраивает целиком и полностью, но...

Ромочка обещает меня проклясть, заверяя, что в его родне теперь есть настоящие потомственные ведьмы и с одной из них он даже живет. Вано напоминает, что на озёра мы собирались с зимы и уже я клялась поехать. А Лина угрожает пожизненным «н/б» и на тех лекциях, где я изредка присутствую.

Самые весомые аргументы, как всегда, у старосты, поэтому из постели приходится выбраться и собираться начать.

– Дань, ты уверена, что взяла только необходимое? – Лёнька, навьюченным верблюдом, от двух походных рюкзаков шатается.

Появляется из подъезда.

– Конечно, – я отвечаю кристально честным взглядом.

Открываю багажник его джипа, поскольку от спорткара, вспомнив куда и как ехать, Леонид Аркадьевич решил благоразумно отказаться.

– То есть череп тоже необходим? – он уточняет скептически.

Упс.

Заметил.

– Мила просила взять.

– Слушай, – Лёнька вопрошает без особой надежды, – а вы там все с прибабахом? Или адекватные всё ж встречаются?

– Смирись, мы ещё адекватные, – я улыбаюсь.

Закидываю руки ему на шею и, встав на носочки, целую.

Шепчу в губы:

– Спасибо, что согласился поехать.

– Будто у меня был выбор, – Лёнька ворчит и с видом мученика тоскливо вздыхает, – кажется, я уже смирился. И с постоянным присутствием этих психов в нашей жизни тоже.

– Вот за это я тебя и люблю, – я смеюсь и, не успев ещё раз его поцеловать, оборачиваюсь на протяжное завывание машины.

Что недалеко от нас тормозит, грохочет музыкой.

– Эй, голубки, мы едем или нет? – высунувшись из окна, громоподобно орёт Вано.

И сидящие на скамейки бабки вздрагивают, крестятся размашисто и слаженно, взмывает ввысь стая потревоженных голубей.

А мы поспешно соглашаемся, что едем.

***

– Дарий наш первый и единственный, а-а-а, я не видела тебя вечность! Сенечка, поцелуй нашего Дария!

Ураган по имени Варя налетает внезапно, подхватывает, обнимает, хохочет и попеременно целует то меня, то енота, которого держит бульдожьей хваткой и возмущённое вяканье которого она не замечает.

– Варь, отстань от людей, – Дэн, староста смежной группы, притягивает её к себе, кивает мне и пожимает руку выбравшемуся из машины Лёньке. – Дашка, не обращай внимания. Они с Ромычем уже на двоих накатили тинктуры Милиной ба. Их час плющит.

– Настойка во! – Варя поднимает вверх большой палец.

– Вы тоже во, – Дэн ухмыляется и енота, который всем видом демонстрирует невыносимые страдания бытия, забирает.

– Эй…

– Сенека идёт жарить шашлыки со мной, – Дэн ставит пред фактом, уклоняется ловко и, судя по всему, привычно от загребущих рук Варвары.

Отбегает.

А Варя возмущённо оборачивается ко мне:

– Нет, ты видела? Меня лишили ребёнка!

Она радостно фыркает и, подхватив меня под руку, тащит к пледам и загорающим нашим, успевает прокричать в сторону Дэна:

– И только посмей подать на алименты! Я не буду платить, ты сам забрал этого гада.

– Варька, ты кошмарная мать! – Мила констатирует безжалостно.

Приподнимается на локтях, запрокидывает голову, сдвигая очки на волосы, которые в лучах солнца искрят золотом.

– Привет. Ты мне Йорика привезла?

– В машине, – я сажусь рядом и толкаю её в бок. – Пока не скажешь зачем, не отдам.

– Дарья Владимировна, а вот скажи мне, – Мила смотрит со снисходительной улыбкой терпеливого родителя, – сегодня какая ночь?

– Тёплая?

– Купальская!