Я растворяюсь в нем сразу, без осадка. И мне кажется, что дело в том, что мы идеальное соединение. Идеальная химическая формула. Нам слишком хорошо вместе, слишком гармонично, слишком страстно… Он не ухаживает, нет. Его действия нельзя назвать ухаживаниями. В ухаживаниях есть некоторое заискивание. Амир всегда берет. И когда заваливает меня букетами по сто с лишним роз, и когда дарит какие-то баснословно дорогие украшения, и когда катает по лучшим местам столицы… С ним каждая минута — это праздник. Каждая клетка моего тела рядом с ним живет и наслаждается. Это непередаваемое удовольствие. Комплексное, объемное. Его очень тяжело подчинить какому-то одному чувству. Его страсть слишком красивая и всеобъемлющая — и это не только наши фантастические свидания, после которых он всегда везет меня домой сам, преодолевая многокилометровые дистанции и наплевав на собственные дела. Это еще и его глаза, его губы, его голос… Он плавит меня, сводит с ума, заставляет терять голову…

Именно поэтому я сразу позволяю ему слишком много. Столько, сколько никому никогда не позволяла.

Не проходит и недели, как он оставляет меня ночевать у него. Не спрашивает, не заискивает, не пытается найти подход, как другие мужчины. Амир Каримов всегда берет то, что хочет. Но хочет он так, что ты сама желаешь ему это дать.

Я уже люблю. Боюсь себе в этом признаться, но люблю…

Он старше. Тогда еще не знаю, что на целых двенадцать лет. Я раньше даже глаза на таких не переводила. Мне казалось, что между людьми с таким отрывом в возрасте целая жизнь. А теперь кажется, что он и есть целая жизнь.

В тот роковой вечер, поделивший мою судьбу на до и после, мы идем в какой-то очередной шикарный ресторан, который для меня становится новым недостижимым ранее впечатлением о том, какой бывает жизнь, а для него — обыденным рутинным ужином. Потом смотрим салют для нас со смотровой, на которой долго-долго целуемся, а когда в легких вообще не остается воздуха, а губы горят от его жгучего дыхания, обцарапанные щетиной и обветренные, а ноги уже не держат, он в буквальном смысле несет меня на руках в автомобиль и увозит к себе…

Амир не спрашивает и не загадывает. Он просто знает, что сегодня сделает меня своей в полном смысле этого слова, хотя мне уже кажется, что я всегда была его, всегда его ждала.

— Сегодня ты станешь женщиной, Маша-малыш. Моей женщиной, — произносит хрипло, заставляя меня краснеть, когда не спеша раздевает, укладывает на кровать, а потом раздевается сам.

И я принимаю. Принимаю всё, что он мне дает. Боль и наслаждение. Его власть. Его пыл. Его нетерпение, которое сводит меня с ума, потому что позволяет понимать степень его желания…

А наутро, когда все случилось, он долго-долго не выпускает меня из своих объятий в постели, а когда мы наконец встаем и вместе идем в душ, что сметает еще один барьер моего стеснения перед этим невозможно прекрасным мужчиной, говорит, как всегда, спокойно и рутинно:

— Приготовь нам завтрак, Маша-малыш. А потом поедем собирать твои вещи — ты переезжаешь ко мне…

***

— Мария, вам всё нравится? — спрашивает Эльмира, вырывая меня из цепких лап воспоминаний. — Если что-то нужно обустроить в плане быта, скажите.

Хозяйка этого дома, как всегда, одета с иголочки. Белый пиджак букле с кантом из золотой цепи, черные брюки под высокий каблук-шпильку, острую, как спица. Аксессуары в тон, включая неизменные бриллианты.

В руках у нее телефон, кто-то на громкой связи.

— Да, Карин, пришли Малхасу счета сегодня, он все оплатит за доставку. Я заеду в офис к двум. Сейчас есть другие дела…