— Нет, тут живет Елкина, — авторитетно сказала я и пошла к подъезду, прислушиваясь в топоту детских ножек за своей спиной.
Лифт, падла, опять не работал, чтоб его в аду драли черти, наматывая на свои копыта уродские тросы. Одиннадцатый этаж. Это, я вам скажу, не кот начхал.
Когда наш маленький отряд взлез на вершину «Олимпа», мы с девочками дышали, как астматики в период цветения олеандара, вот честное слово. Даже Козюлька растеряла оптимизм и выглядела, мягко говоря, помято.
То ли еще будет. Я их научу любить свободу.
Зря я расслабилась, что-то, видно, с мозгом моим произошло. Может, волнения на солнце. Или просто врожденный кретинизм поднял голову, черт его знает. Но я не обратила внимания на то, что мелкая паразитка, лучезарно улыбаясь, дернула себя за бусы, висящие на тоненькой шейке. Крупные бусины с веселым стуком раскатились по Елкинской прихожей.
— Кто тут? — Валька появилась, словно ниоткуда, иииии…
***
— Ну вы, блин, даёте, — прохрипела валяющаяся на полу Елкина и завозилась, пытаясь собрать в кучу разъезжающиеся на бусинах конечности.
Получалось у неё плохо, да и, судя по яростному шепоту, из которого я уловила только слово «мать», было ей не очень хорошо. Правая нога синела и раздувалась прямо на глазах. Это ещё хорошо, что у моей подружейки болевой порог высокий. Боится она только татуировщика Жору с его шайтан-машинкой, сделанной самостоятельно на коленке в подвале тату-салона со славным названием «Хелл». Ну да, так и написано, прямо русскими буквами на картонке, криво прибитой над дверью.
— Тут дети, вообще-то, — робко буркнула я, зная, что в такие моменты с Валюхой лучше в полемику не вступать.
— Где дети?! Эти, что ли?! — зыркнула она на притихших девочек. — Ты на физиономии-то их глянь! Они таких слов побольше тебя знают. А у меня, похоже, нога сломана, к чертям, и сотрясение мозга!
— Сотрясение чего? — тупо переспросила я, вот честно, без задней мысли.
— Ну да, только нога, — легко согласилась Валентина и зарыдала, видимо, дошло до неё, что перелом — это очень болезненно. — И что дела-а-а-ать? Как я жить-то теперь буду?! С Клепой мы теперь с голоду сдохнем, по миру пойдём! Тебе-то на нас с высок-кой колокольни плева-ать, о-о-о-о, — причитала она, а я судорожно соображала, что предпринять.
По всему выходило, что придётся просить помощи, как бы я этого ни не хотела. Но и оставить Елкину в таком состоянии у меня не было сил. Да и желания, после того как она в красках расписала, как будет шкрябать культями по полу в попытках доползти до туалета, честно скзать, вот не было совсем. Да и к врачу ей надо, а я не могу оставить девочек. Права, короче, зараза. Не до нее мне сейчас.
— О чем задумалась? — перестав стенать, спросила Валюха. — Надеюсь, ты не думаешь….
— Именно, — ухмыльнулась я, глядя на враз всбледнувшую подругу.
— Нет, ты не можешь так со мной поступить, — просипела Елкина, но я уже схватилась за телефон под заинтересованные взгляды сестричек Зотовых.
— А кому она звонит? — спросила Козюлька у Вальки, не сводя глаз с моих дрожащих пальцев, не попадающих по клавишам телефона.
— Хихикающей бабуле, — с придыханием произнесла пострадавшая, находящаяся в прединфарктном состоянии.
Я не помню, кто назвал первым мою бабушку именем английской маньячки, но прозвище прижилось. Хотя, конечно, не все там так печально, просто бабуля слегка экстравагантная. Да нет, чёрт возьми, она страшно экстравагантная, эксцентричная и имеет ужасный, ядовитый характер! Но больше мне не к кому обратиться.
— Кстати, тебе она понравится, — хрюкнула Елкина, повернувшись к Наде.