– Кто-то сейчас действительно подмочит свою репутацию, – с ироний ответил господин.

– Это не допустимо, мой господин

– Вы так полагаете?

– Да, мой господин, надеюсь на ваше великодушие.

– Надейтесь, но если вы не прекратите набивать себе цену, пеняйте сами на себя.

– Я застал Николая Александровича в комнате у Егора Игоревича, додумал, что следовало, и нарисовал у себя в воображении картину произошедшего.

– Вот так мои друзья у автора рождаются гениальные полотна, над которыми время не властно!

Благодарю, мой господин.

– Это не про вас, Иван Иванович у вас покамест только неплохие цветные картинки, а не яркие глубокие полотна как у Достоевского.

– Я очень люблю творчество Федора Михайловича, – сказал Иван Иванович.

– Вы черт, Иван Иванович, как вы можете его не любить! И потом вы всю жизнь выводите на чистую воду неблагочестивых граждан. Они у вас все или через одного раскаиваются и изнемогают от душевных ран.

– Как Раскольников?

– Возможно, что даже хуже!

– Благодарю, мой господин – сказал Иван Иванович и первый раз за тысячи лет решил вступить со своим господином в дебаты и даже для этого открыл рот, но застыл.

– Говори Иван Иванович, разрешаю!

– Растолкуйте, как писать, что писать, чтобы и мои книги, как труды классиков затерли до дыр?

– Что значит, до дыр?! Тайны настоящей книги не на поверхности и, чтобы раскрыть загадки оставленные гением невидимыми чернилами между строк, нужны годы, а порою и целая жизнь.

– Ну что же делать, если все раскрыто, и разгадано?! – не унимался Иван Иванович.

– Невозможно постичь непостижимое!

– А как же вы, мой господин, и Он?

– Я смотрю, понесло тебя, Иван Иванович.

– Прошу прощения, мой господин, все ради справедливости!

Господин улыбнулся и воскликнул:

– Черт истинный черт и тут лазейку нашел, чтобы наказания избежать и своего добиться.

Потом сделался серьезным и продолжил:

Я и Тот, чьё милосердие и величие не знает границ, вкладывают свои мысли смертному, чтобы понятным языком донести до людей знание о том, где зло, а где добро. Чтобы потом, когда злодею придет время отвечать за содеянное злодеяние, он не говорил, что я, мол, не ведал что творил, ибо не понимал, где плохо, а где хорошо. Если смертный справился, Он берет его к себе, где вместе с ним читает и радуется, а если не выходит, то работает смертный над нашими мыслями, пока не получится. Сначала все пишут такую белиберду, что страшно в руки брать. Тут вступаем в дело Мы, подбрасываем пару светлых мыслей, и идет все, как по маслу. И это лишний раз доказывает, что у гениев, какими богата русская земля, сюжет вещь второстепенная, главное – это мысли, заключенные в повествование. А интригующий сюжет нужен, чтобы только сковать по рукам и ногам читателя, чтобы он, испепеляемый желанием узнать дальнейшее развитие событий и во всем разобраться, как можно глубже, проникался замыслом автора, который у истинного писателя заключается в том, чтобы читатель по-настоящему размышлял, а не просто убивал приятно время. Поэтому общение читателя с истинным писателем это не забава, а великий труд. Проблема современных нет, не писателей, а писак, что у них вроде бы и сюжет неплохой, но он пустой, как бамбук. У писателя же и сюжет необыкновенный, и светлых мыслей целый вагон. И вот писатель трудится дни и ночи напролет, разгружая свои мысли в строго отведенных местах. Удалось – гений! Не удалось – писатель!

– Так может мне всех, кто книжонки штампует, потравить газом за вредительство душ? – решительно воскликнул Иван Иванович.

– Про души ты упомянул справедливо. Ничто другое на свете, кроме еще лени, так сильно не ранит душу, как плохая книга. Но горячку пороть ни к чему. Пройдет время и люди непременно рано или поздно одумаются, и им будет над чем, и над кем посмеяться. Сейчас же меня больше волнует другое.