– Я не просил! – сказал Николай Александрович.– Какой мне прок от этого? Или может быть есть прок оставшимся в живых, которым нашим возведением в святые попытались утихомирить пожар негодования в сердце и унять душевную боль за свою династию?

– Какие у вас могут быть родственники? – усмехнулся господин. – Если только что седьмая вода на киселе! Я предполагаю, что дело обстоит намного прозаичней.

– Да, мой господин. И ничего с этим не поделаешь, – усмехнулся Иван Иванович, – будете святым, раз Бог так патриарху на ушко шепнул. Никому не слухом, не духом, а ему самолично!

– Не паясничайте, Иван Иванович, – строго сказал господин и сверкнул зелеными глазами.

– Слушаюсь, мой господин.

– Но от чего же, пускай, таков удел шута! – сказал Николай Александрович и Иван Иванович обиделся и раскричался: – А удел монархов – заваливать Бога вопросами. Желаете знать почему вы в нашим альбоме, а не с семьей? Ответ Его – ваши вопросы. Да, да, ваши вопросы. Если вы спрашиваете, значит, не понимаете всю тяжесть своих поступков. Истинно покаявшемуся человеку, не нужны никакие ответы и не спрашивает он, а безропотно принимает лишения и невзгоды. Принимает как дар, потому что и лишения надо еще заслужить.

– Иван Иванович, такие вещи не растолковываются, к ним нужно приходить, как вы говорите: «самолично!» – сказал господин и покачал головой.

– Он первый начал и еще обзывается!

– Не обижайтесь на императора, Иван Иванович. Шут испокон веку самая светлая голова пре дворе. И как правило, светлее, чем у того, кому он служит!

Иван Иванович с открытым ртом посмотрел на того, кому он служил.

– Это не про вас, не обольщайтесь!

– Слушаюсь, мой господин.

– Мало мне в это верится, да некогда вас наставлять, потому что если Николай Александрович здесь, значит все остальные, кто так или иначе имеют к нам отношение, разгуливают по городу.

Иван Иванович опустил голову в знак того, что чувствует свою вину.

– Да, Иван Иванович, вы снова отличились!

– Кто мог подумать! – воскликнул Иван Иванович. С виду порядочный гражданин, даже говорил, что адреса может достать.

– Они что же еще остались, что вам адреса обещали? – удивился Николай Александрович.

– Не перевелись сволочи! – сердито ответил Иван Иванович, сжимая кулаки.– До того обнаглели, что маршируют по улицам с лысыми головами.

Николай Александрович улыбнулся, и на мгновение показалось, что болезненная печаль в глазах императора отступила.

– Правильно, бритые наголо, и никак иначе! – поправил господин своего слугу. – Если вы решили стать настоящим писателем, а не абы каким, надо не только учиться писать литературным языком, но и говорить на нем!

Рублев был в полном замешательстве, но, как первоклашка на первом в жизни уроке заглядывает в рот учителю, не спускал глаз с гостей, жадно ловя каждое слова. Он до боли в голове продолжал лихорадочно пытаться найти ответ, кем в действительности являются незнакомцы. Кое-какие мысли были, но он изо всех сил гнал их прочь, как тогда, когда хотел скрыться от мыслей о Николае Александровиче. Надо сказать, что Ивана Ивановича это уже начинало порядком раздражать, а у Николая Александровича вызвало такое недоумение, что он не выдержал.

– Имею вам честь представить, – тяжело, без огня и радости, сказал Николай Александрович, как арестант, на долю которого выпало представлять тюремное начальство. – Самый настоящий черт и его господин, не нуждающийся в особом представлении.

– Благодарю вас, Николай Александрович, за столь исчерпывающий ответ, – поблагодарил господин.

Рублев не поверил.

– Говорил я вам, мой господин, надо обозваться иностранцами.