– Вы знакомы? – изумился Рублев.

– Как само собой разумеющееся! – ответил господин.

– Они все с нами одной веревкой связаны! – выкрикнул Иван Иванович.

– Иван Иванович, не перегибайте палку.

– Ну, рубли же наши?!

– Правильно, они все вкупе своей заслужили быть в нашем альбоме, а не у Него. Чего только кружка с пряником стоит! Да, Иван Иванович?

– Да, мой господин. Треск ломающихся костей под ногами, сдавленные предсмертные крики и дикие вопли, когда толпа подминала под себя очередную жертву халатности государя.

Рублев побледнел.

– Хорошо, Иван Иванович, но нужно, чтобы картина была ясней, и больше сочных красок.

– Слушаюсь, мой господин.

– Дело тут не в послушании, а в даре, данном свыше. Если осла бить дубиной, он все равно не поскачет, как конь. Ваша мысль может лететь как штормовой ветер и сбивать с ног! Не превращайте ее в черепаху. И больше эмоций!

– Слушаюсь, мой господин. Казаки машут шашками и умывают кровью лошадей. Люди просят пощады и, превозмогая боль, до последнего вздоха верят, что царь батюшка, их верная опора и последняя надежда, не вышел к ним на встречу и не наказал виновных, потому что не ведает о бесчинствах и где-то печется об их благополучии, а не отсиживается, как предатель за городом.

Рублеву все больше становилось не по себе и у него на лбу засверкали капельки пота.

– Иван Иванович, страшно, но здорово!

– Спасибо, мой господин, но я не люблю этой жути, хоть и порой прикладываю к ним свою руку. Я люблю добрые и волшебные сказки, как у Андерсена.

– Это замечательно. Иван Иванович, однозначно из вас выйдет толк.

– Какой, мой господин?

– Время покажет. Николай Александрович, вы не обиделись?

– Ничуть! – отрешенно от всего белого света ответил Николай Александрович, продолжая смотреть в окно.

– Как, собственно, всегда! – сказал господин и улыбнулся.

Иван Иванович прокашлялся.

– Иван Иванович, полно! На свете есть вещи, которые не стоит оживлять с помощью слова. Тысячи людей задыхающиеся от газа и гниющие заживо в окопах не за отчизну, не за свой народ, а потому что государь оставил свой автограф на бумаге, как раз относятся к этим вещам.

– Слушаюсь, мой господин.

– И все бы ничего, – продолжил господин, – но было слабоволие!

– И пляска под мою дудку! – радостно сказал Иван Иванович.

Господин нахмурился и строго посмотрел на слугу.

– Что-то не так, мой господин? – осторожно спросил Иван Иванович.

– Не причисляйте себе сомнительные заслуги шарлатана, который так любил пирожные, что променял на них собственную жизнь. У вас же есть подвиги достойные пера, вот про них и надо говорить.

– Как я душил фашистов!

– Иван Иванович, предполагаю, что эстетического удовольствия это никому не доставит.

– А как же я?

– Вы автор и не считаетесь! Теперь помолчите, я закончу.

– Слушаюсь, мой господин.

– И как следствие, все выше перечисленное привело к отречению от престола!

«Кем угодно могут обернуться. Может быть как я – историки?» – подумал Рублев.

– Мы не изучаем историю, мы ее делаем! И что значит, кем угодно? – возмущенно сказал Иван Иванович.

Рублев лишился дара речи.

Картина вырисовалась малоприятная, и господин поспешил разрешить ситуацию, наверно, лучше других, зная об амбициях своего слуги.

– Иван Иванович, что вы такое говорите? Егор Игоревич! – Не принимайте близко к сердцу – Иван Иванович шутит. А обиделся, потому что ему все кажется, что пройдет время и о нем никто не вспомнит. Ерунда! Его будут помнить всегда! По секрету, у него есть чудесные рассказы.

– Вы, правда, так считаете, мой господин?

– Определенно! Что же касается до причисления Николая Александровича к лику святых великомучеников, тут мы не при чем. Справедливости ради хочется спросить, если Николай Александрович, скончавшийся мгновенно от пуль, великомученик, тогда кто его народ, который заживо гнил на просторах родной земли, охваченной огнем?