Так, государство с разными ветвями власти, церковью и т. д. стало орудием государя как главе народа-войска, по военному мобилизованного и закрепленного за служивыми дворянами. Там, где глава государства распределяет земли опричникам-дворянам, организует военную промышленность и т.д., такой строй мало чем отличается от азиатского «способа производства» (АСП). И не случайно самодержавный (надзаконный) код Орды без всякой «христианской автосубьектности»14 повторяется в современных центральноазиатских государствах, где бывшие первые секретари местных компартий – «Отцы» узбекской, казахской, туркменской или азербайджанской нации возвышаются над всеми ветвями власти как «их гарант», кроят под себя, в своих «автосубьектных» интересах Конституцию и т.д.15.

И еще меньше общего у него с феодальной Европой, с ее гражданским обществом, разделением властей и т. д16. Так и возникли русские – сначала как экс-провинция ордынской империи Ч, созданной таким же эгалитарным народом-войско.

В отличие от славян и прочих европейцев, но вслед за ордынскими кочевниками, русские всегда строились по-армейской матрице. От рядовых казенных (военнообязанных) крестьян, «сержантов» -казаков (сохранивших туранские традиции конников) и дворян-командиров (потомков ордынских татар и смешавшихся с половцами и кипчаками рюриковичей) до царя как главкома и божьего «ставленника» («помазанника») Неба. С тех пор матрица «народа-войско» стала народообразующим культурным кодом и исторической константой, спецификой русского суперэтноса.

Ясно и четко пора уяснить — народ-войско – непреходящий фундамент русского огосударствленного (имперского) народа, его специфическая сущность. И споря о том, есть ли русская культура часть европейской (партия западников) или азиатской культур (линия Достоевского и евразийцев, Л. Гумилева и М. Аджи) – надо судить строго научно, по решающемуцивилизационному (культурообразующему) принципу. Ведь именно он формирует народ и хранит сквозь века и формации характер и менталитет китайского или русского народа. Народ сам формирует условия и обстоятельства своей жизни, а затем уже они формируют код его поведения и привычки. Или наоборот, месторазвитие, климат, соседи и т. д. веками формируют и «шлифуют» народ, который делает некие судьбоносные выборы лишь в критические моменты, когда проходит через точки бифуркации. Так и формируется стереотип поведения, код мыследействия и характер народа, который передается через традиции, систему воспитания и образования следующим поколениям.

Здесь уникальный строй народа-войско был способом воспроизводства общества, одновременно хозяйственным и административно-территориальным строем, где в обмен на службу царю дворяне, казаки и казенные крестьяне наделялись собственностью на землю. С тех самых пор русские как мужской «народ-воин» окончательно принадлежат к воинскому психотипу, турано-арийским кочевникам, суть осевшие «скифы».

До этого скифская (кыпчако-половецкая) суть их элиты и дофеодальный (общинно-родовой) характер древнерусского общества не были так четко выражены, размыты (см. «Слово о полку Игореве»).

Общность русов (скифов) и кочевников «дикого Поля»

Отсюда и вся трудность понимания сфинкса-России. «Умом не понять» ее потому, что она изначально возникла как синкретизм (симбиоз) угро-финских народов/культур Леса и Рек, и с другой стороны – Степи. Она – сплав оседлого человека и воина-кочевника. Покорявшие местное земледельческое общество кочевники закономерно и повсюду, от Атлантики до Тихого океана занимали высшие сословные позиции Брахманов и Кшатриев