– Нет-нет, я уже и сама вставать собиралась. Меня петух поднял, если честно. Я раньше думала, что это просто говорят так, что они как будильники. А оказалось, что и вправду так кричат, что никакого сна.

– А, ну это да. Мы-то даже внимания на них не обращаем, привыкли давно. Зимой-то поспокойнее, а летом иной раз житья от него нет, от этого петуха. Запрыгнет вот ровнёхонько на этот забор и кричит, пока не охрипнет. Вот уже голоса нет, а он надрывается, дурак. Не нравится он мне. Вот Кеша-то наш в этом плане приятнее. Хоть и глупый, а не крикливый. Хотя гуси тоже могут гвалт такой устроить, что будь здоров!

Я поднялась с кровати и наскоро собрала спутанные волосы в низкий хвост.

– Мне надо переодеться, и я выйду через пару минут. А Казимир уже проснулся?

– Не-е-ет, какой там! Он до утра почти всё что-то сидел, работал. А теперь до полудня точно будет отсыпаться. Он вообще у нас не ранняя пташка, любит сидеть до рассвета. Вот иной раз так заглянешь к нему в кабинет, а он прям за столом и спит. Свет горит, книги разложены, а он прям на них-то и спит. Растолкаешь его, отправишь в постель, так он ещё и возмущаться будет, мол, он тут работает, а его спать гонят. У самого уже сон в глазах, а всё работает. Но ты с него пример не бери даже. Он-то вампир, им вообще-то даже и положено ночной образ жизни вести. Многие перестраиваются, чтоб с людьми в одном, так сказать, графике жить. Но Казимир наш-то всё больше с лесом, а там можно хоть днём, хоть ночью. Вот он и работает по ночам, а днём отсыпается. Вчера вот тоже, – домовой опёрся о дверной косяк, а я устроилась на кровати, ища в чемодане вещи на день. – Я ему говорил: ляг пораньше, не проснёшься же утром, проспишь. А он мне говорит: что ты, дед Сень! Как проспать! Не просплю, конечно! Но, по правде говоря, не проспал. Но ведь и спал мало. Это же плохо. Сон – наше здоровье! Спать хорошо надо.

Я только улыбнулась в ответ, выгружая все вещи стопками на стул и кровать, чтоб потом перенести аккуратно в шкаф. Главное, чтоб потом не нашёл приступ «ладно, оно и так хорошо лежит, потом как-нибудь уберу». Есть у меня эта ужасная привычка оставлять всё «на потом».

– Ладно, болтаю много. Переодевайся и выходи завтракать. И вещи так не оставляй, чтоб не пылились. А то и кот на них спать будет, потом от шерсти не отчистишь. Там в гостиной, кстати, кресло есть, ты на него не садись – это Филькино.

– Он злиться будет?

– Ой да будет мне дело до того, злится он или нет. Там просто шерсти столько, что и за десять лет не вычистишь. И как сядешь, она сразу прямёхонько на тебе и окажется. Хотя, конечно, забавно смотреть, как гости по незнанию садятся туда, а потом полвечера отряхиваются. Ладно, пойду я.

В плотно сложенных слоях одежды было сложно вообще что-либо найти, поэтому я провозилась довольно долго, пытаясь достать домашнюю одежду так, чтобы стопка одежды не выглядела потом перевёрнутой. Горе вещей я сказала тихое «потом обязательно вас уберу» и выскользнула в коридор, едва не споткнувшись в потёмках о внушительный сундук. В кухне на столе уже стояла тарелка плотных блинов, на которые с завистью смотрел Филя. Впрочем, возможно, его душу больше беспокоила миска сметаны рядом, но её надёжно охранял домовой, держа под рукой.

– Это Вы приготовили?

– А как же ж! Чего печи так запросто попадать-то? Ты, чем смотреть, лучше б садилась есть, пока горячие. Да смотри, чтоб кот у тебя не покрал ничего. Он у нас такой: чуть отвернёшься, он уже тащит что-нибудь со стола.

Филя, будто поняв его слова, недовольно отвернулся к окну, всем своим видом показывая глубокую обиду. И даже почти верилось ему, что всё сказанное – совершенная клевета.