Нет, Глеб обязательно что-то придумает, иначе никак!

«По приборам» я пытаюсь на ощупь найти свои вещи, ну как минимум телефон, чтобы он работал вместо фонарика. Черт! Павербанка у меня нет, а как заряжать его в отсутствии света? Сдуреть можно просто!

Но ведь что бы это ни было, скоро все починят, да?

Иначе никак! Мы ведь не средневековье?

Худо-бедно отыскав сумку, я пытаюсь нащупать телефон, но не могу, так как я, очевидно, вытащил и оставила его фиг пойми где. Идеально! Обожаю такую рассеянность, от которой у меня одни только проблемы. Но и это не самое главное, потому что…я спотыкаюсь о коробку с игрушками и больно ударяюсь самым незащищенным и несчастным пальцем из всех — мизинцем.

Боль сковывает ногу, и складывается стойкое ощущение, что я сейчас явно сломала палец. Тяжело дыша, я сажусь прямо на пол и начинаю массировать ступню, по которой расползается агония. Острые иглы множественно протыкают нервные окончания. Ох.

—Как же больно! — всхлипнув, вытираю бегущие по щекам слезы, и спустя пару минут предпринимаю попытку аккуратно встать. Аж в пот бросает от переизбытка эмоций и боли.

Осторожно и, что самое главное, медленно я иду на кухню, ожидая, что там на одной из поверхностей могла с легкостью оставить смарт. Но не успеваю дойти туда, как загорается свет. Обрадовавшись слишком уж громким «ура», я подпрыгиваю на месте, испытывая то еще облегчение.

В следующую секунду свет снова гаснет, а из подвала доносятся довольно грубые ругательства. Прекрасно.

Зато за секунду до отключения я увидела свой телефон. Помня все преграды на пути, медленно обхожу их, и беру в руки заветный смарт.

Он не загорается, потому что сел. Досада сбивает с ног, и я кладу средство связи обратно, толку от него все равно немного, ровно ноль.

Изумительное везение преследует меня все дни до Нового года, страшно представить, что будет ждать, потирая руки, впереди, если вспомнить пословицу «как Новый год встретишь, так его и проведешь».

Не хочу даже думать и иду обратно, размахивая перед собой руками и медленно переставляя ноги, особенно многострадальную и поврежденную правую.

Как вдруг я плашмя упираюсь в широкое мужское тело, губами проезжаясь по колючей щетине. Меня обдает кипятком, а крепкие ладони не дают упасть по инерции назад. Припечатывают к себе. В нос ударяется запах топлива и смазочных материалов, а на коже проступают мурашки.

Что. Это. Такое. Черт. Возьми!

—В порядке? — звучит участливый голос, от интонаций которого у меня внутренности проворачиваются на вертеле.

—Да, но у меня сел телефон, фонарик искала и немного споткнулась. Ударилась.

Сама не понимаю, как мои ладони оказались на подрагивающей от дыхания груди Глеба. Пальцы считывают размеренное сердцебиение и глубокое дыхание. Подушечки горят, как будто я прикоснулась к огню.

Ничего не понимаю.

—Больно было? — звучит тише, и я точно чувствую, как Высоцкий наклоняется ко мне. Даже в темноте его глаза, кажется, вижу как днем. В горле встает ком. В Особенности, когда он двумя пальцами приподнимает мое лицо выше.

Ксюша, это же Глеб. Твои гештальты мы закрыли так давно, что можно и не вспоминать. Лучшие друзья. Точка. Ты опять начинаешь?

—Немного, — рвано выдыхаю и одновременно сиплю нечетко. —Уже прошло.

—Хорошо. Линии оборваны. Света нет по всему поселку. Нет возможности никому позвонить. Вышки, я думаю, повреждены. Генератор в подвале рабочий, но почему-то не запускается. Мне надо время разобраться. Сейчас печку растоплю и тебе будет тепло. Пока я решаю вопрос, поищи на кухне свечи. Если запущу генератор, то у нас будет свет и тепло во всем доме, а не только в гостиной отопление от печки. Бензин пока из машин сольем, а как ситуация улучшится, пойду на заправку. У нас тут соседи нормальные, если что…не переживай. Прорвемся. Ничего не бойся, — и тут он включает налобный фонарик, который лупит вверх, оттого что голову он поднимает.