Наша поза максимально интимная.

Я киваю, даже не произнося при этом ни звука. Кажется, я боюсь совсем не ситуации вокруг. А своих реакций на эти ситуации.

5. Глава 4

ГЛЕБ

Гребанный мудак, сука, я сотру тебя в порошок, методично буду выбивать дерьмо из твоей наполненной отребьем туши.

Я, млять, изначально подозревал тебя в разных делишках, в лоб говорил Ксюше, что ты за человек, но она как будто не слышала, и смотрела на меня отсутствующим взглядом.

Зато на него смотрела, как на короля. БЛЯТЬ, да за что мне это?

И, дайте-ка подумать, кто в этом виноват? М? Кто, блять, в этом виноват? Я! Я и еще раз я, потому что когда она мне в пятнадцать созналась, что любит, надо было мягко уйти от темы и вернуться в восемнадцать, а не рубить с плеча, не говорить ей тех слов, не превращаться все в гребанный пубертат и гормоны, потому что мы просто тогда были оба не готовы. А я вообще был…неважно.

Я считал, что это правильно, это ведь моя маленькая сестренка, какие тут могут быть отношения, в особенности, когда я имел все, что видел, а свою подругу считал исключительно семьей.

Да уж, я как вспомню эти слезы, эти сопли, объятия, что вот, «Глебушка, я тебя люблю», мне хочется себя о стенку приложить несколько раз, так, чтобы прямо с чувством, с толком, и чтобы до рек крови. Как я мог так проебаться?

А потом вляпаться самостоятельно в то, о чем и думать не мог.

Потому что я был дураком, ничего вокруг себя не видящим. Жизнь прикольная штука, на каждое твое «никогда» и «ни за что», учтиво подкидывает именно те события, от которых ты так рьяно открещивался.

Смотрю на нее и хочу, просто с ума схожу, особенно, когда она с этим утырком вместе за ручку гуляет. Сука! СУКА! СУКА! Он ее трогает, а я себе мысленно руки ломаю, лишь ы не подойти и не втащить ему.

Не передать словами, сколько раз я стоял под домом у него и думал сделать тварь инвалидом, но потом вспоминал, что я сам Ксюшу от себя отвернул, и что она выбрала его, и скрепя зубами шел к машине, садился и лупил по рулю до состояния отрицания этой гребанной ситуации.

Я понимаю, в чем дело. Очень хорошо понимаю, почему он ее бросил. И еще я безумно этому рад, что он не дошел с ней до самых серьезных, мать его, отношений.

Когда она впервые подошла ко мне и спросила, как бы парню сделать приятно, я бы готов схватить ее и бежать куда подальше, чтобы никто не нашел, а затем выдохнул резко и перевел на нее злобный взгляд:

—Что значит «приятно»? Приятно парень делать должен девушке, а не наоборот.

Но я ведь отлично понимал, о каком «приятно» она говорила, и внутри все превращалось в труху.

Она, дергаясь на мой рык, тут же опустила взгляд и облизала губы, которые я мечтал сожрать. Мои реакции тут же очевидной палаткой прорисовались для всех. Пришлось пальто застегнуть и сжать кулаки до белых костяшек.

—Глебушка, ну мне спросить…не у кого, понимаешь? Я ведь не буду с мамой и папой это обсуждать, а ты мой лучший…друг, — подняла на меня глаза, а я в тот момент захотел сдохнуть, потому что она слишком много от меня требовала.

Меня вело от ее запаха, от ее взгляда, он касаний, от всего, а сейчас она меня спрашивала не то ли как заняться сексом так, чтобы парню было хорошо, не то…как бы ему отсосать так, чтобы ему было хорошо.

Я знал только один вариант: как мне его раскатать в асфальт, чтобы он не смел на нее и смотреть.

—Он заставляет тебя переспать с ним? — я схватил ее за рук уи буквально к себе притянул, всматриваясь в широко распахнутые глаза. Вид был глубоко оскорбленный, и она тут же отрицательно замотала головой.

—Нет, но мне же уже двадцать, и можно было бы попробовать…