—Тебя напрягает это?— летит лукавое в спину, следом распознаю неоднозначный вздох.
—Нет, мне все равно, просто холодно. А у тебя слабое горло, насколько я помню.

—В подвале жарко, и я к тому же испачкался, а слабое горло у меня было до пубертата, сейчас же я вырос,— серьезным тоном произносит и обходит меня так, что я теперь снова вижу все выраженные кубики и полосы мышц. Сдуреть! Когда он успел так оформиться? Стал больше тренить?

—Никто не приехал, да? — поднимаю потерянный взгляд на Глеба, а он спокойно рассматривает мое явно раскрасневшееся лицо. Руки роняют все, что я успела достать из сумки.

—Вэ даже не выехал, когда я с ним говорил в последних раз. И думаю, не поехал и после, остальные должны были бы уже быть, я звонил, но по обрывкам фраз ничерта не понял, кроме того, что они в городе. Очевидно, дорогу перекрыли. И правильно, потому что ехать в такой снегопад — опасно. Можно остаться в снегах до весны. И замерзнуть, — зловеще произносит Высоцкий, играя мускулами.

А у резко поднимаю взгляд от пресса к глазам, ставя себе воображаемый стоп на линии подбородка.

—Мне холодно на тебя смотреть, Глебушка, — говорю с очевидным волнением, но совсем не потому, что я волнуюсь о его здоровье. Конечно, и это тоже, но не только.

—Не понял. Странный разговор. То есть? Ты не хочешь встретить Новый год со мной?

***********************************************************************************************************************************************************************************************************************

—Что? Нет, конечно, хочу! Просто…я думала, что будет компания, и мы повеселимся.

—Не помню момента, чтобы нам с тобой было скучно вдвоем, — недовольно бурчит Глебушка, а я мысленно себе оплеуху выписываю, потому что прозвучало очень непорядочно все же.

Нервно улыбаясь, делаю шаг к Высоцкому, а тот выхватывает свитер с дивана, и натягивает его на себя, при этом уж очень показательно поигрывая мышцами.

Зависаю на этой картине, а когда голова друга виднеется из-под вязанной ткани, резко перевожу взгляд на его игривое лицо, посматривающее на меня с подозрением.

—Ну значит, мы будем праздновать вдвоем. Елка есть? — переключаюсь на реально важные вещи, и Глеб тут же кивает.

—Да, я привез. Все как ты любишь, искусственная, и ни одно дерево не пострадало, — хмыкает он, подворачивая рукава свитера, показывая мощные руки.

Какого черта я засматриваюсь? Ужас какой.

—Тогда ты раскладывай, а я пойду на кухню готовить. Часть продуктов у нас же есть?

—У нас есть все, потому что я был ответственен за перевозку, — произносит Глеб, распаковывая коробку с огромной елкой в полоток. Когда он ее соберет, это будет настоящая сказка…

—Отлично, тогда оливье, крабовый, а из мяса…

—Шашлык и люля приготовлю сам в печи, — кивает на настоящую печку, (наверху вообще спать можно!) в углу, а я мысленно пытаюсь прикинуть, была ли она тут, когда я была здесь раньше…Вроде нет.

Зато я отчетливо помню, как рассказывала Высоцкому о своей мечте встретить Новый год в деревне, в доме с настоящей печкой, и чтобы гирлянды всюду были, а за окном снег по шею. После двенадцать кататься на санях, и чтобы нос покраснел как у Деда Мороза.

Ступаю на кухню медленно, как будто не догоняя суть происходящего.

Кажется, сейчас у меня будет новый год мечты, сразу после того, как меня растоптали.

Работа на кухне идет своим чередом, когда я слышу, как Глеб врубает Синатру. Обожаю слушать старые песни в канун Нового года.

Пока овощи и мясо варятся, я успеваю нарезать крабовые палочки, сыр, колбасу, помыть мандарины, нарезать хлеб для бутербродов с красной икрой. Взгляд то и дело падает в окно, за которым лютует стихия. А тут тепло и уютно, настолько, что пальцы на ногах от удовольствия скручиваются.