Скосив взгляд на руки, отмечаю еще и сбитые костяшки.
Сразу не по себе становится, потому что я четко понимаю — мой Глеб явно всыпал кому-то по первое число. А он никогда…так не делал в сознательном возрасте. Проблемы не нужны, разве только если ситуация из ряда вон и кому-то грозит…что-то плохое.
«Марать руки просто так не хочу. Еще инвалидом сделаю, а отвечай как за нормального».
—Глебушка? Что с лицом? И…руками.
—Упал, очнулся — гипс, — бурчит недовольно и отворачивается. Вот только взгляд при этом слишком страшный, чтобы не заметить его или проигнорировать. Что-то темное на дне.
—Глеб.
—Ксюша.
Попытки разговорить ни к чему не приводят. Друг просто закрывается и молча едет дальше. А как приезжаем, так же молча вытаскивает мои вещи из багажника и идет в дом, кивая мне.
Едва выбравшись из машины, топаю внутрь. И только разувшись и впопыхах сняв с себя куртку, до меня вдруг доходит…в доме тишина.
Ни звука. Я захожу в гостиную и понимаю, что тут никого. Нет даже намека на громкую компанию, и это значит, что доехала только я.
Глеб подходит ко мне со спины и мягко касается ладони. От неожиданности на месте подскакиваю и резко оборачиваюсь, утыкаясь практически носом в накаченную фигуру.
Черт возьми.
Слюна застревает в горле, когда я медленно поднимаю голову и при свете рассматриваю разбитое лицо лучшего друга.
3. Глава 2
Сейчас атмосфера такая гнетуще-напряженная. Взгляд, пронизывающий, меня скорее пугает, чем дает успокоение. Зуб на зуб не попадает, а Глеб же протягивает ко мне руку и заправляет прилипшую к щеке прядь за ухо, цепляя горячими пальцами холодную кожу. На контрастах меня аж подбрасывает, словно я на разгоряченной сковороде.
Облизав обветрившиеся губы, я делаю рваный вздох и скукоживаюсь сильнее под внимательным взглядом лучшего друга.
Смотрит так, словно кожу снимает.
—Почему ты смотришь на меня так? — холодок гуляет по позвоночнику. Это же Высоцкий…мы знакомы с детсада! Но сейчас мне прямо не по себе от этого пронизывающего взора, хотя он и понятен. Глеб на меня зол, а когда он зол, то его лучше не испытывать на прочность. Если рванет — мало не покажется никому, и даже если будешь далеко от эпицентра взрыва, зацепит.
Он может.
Однажды я видела, как он взорвался, и ничем хорошим это не закончилось.
—Как? — шепчет Глеб, делая шаг ко мне, склонив голову набок. Он в одних штанах и без верха. Я уплываю взглядом в кубики. Стоп!
Я почему вообще смотрю туда? Без верха и без верха, я же знала, что у Высоцкого прекрасная форма, все-таки спортсмен! Ну да…я же на его соревнования приходила и видела…ммм…пару лет назад.
Но он тогда был явно меньше, да? Господи, я чувствую, как краснею. А если заметит мой взгляд?
С ума сошла! Тебе мороз в мозг надул, что ли?
—Не знаю...вот так.
Его взгляд пугает, будоражит и заставляет покрываться мурашками. Кривая ухмылка окрашивает губы, правая бровь приподнимается в немом восторге, а я обтекаю от шока, потому что залипла на Глеба, как на картину.
—Хочу и смотрю. Запрещено? — наглым тоном спрашивает, а я нервно улыбаюсь и шлепаю Высоцкого по руке, стараясь скрыть свое волнение, но она слишком очевидно…
—Да, представь себе! — продолжаю шутить, а затем показываю язык и резко поворачиваюсь от Высоцкого. Дыхание все еще штормит, а сердце сейчас выскочит из груди. Какой кошмар!
—Я пошел в подвал и нанес дров, сейчас станет теплее.
—Голый ходил? — хмыкаю неоднозначно, открывая сумку и все так же стоя к нему спиной.
Ну да, почему бы дрова не носить голым? Удобно. Зрелищно, главное. Глаза превращаются в блюдца, когда я осознаю всю степень маразма собственных мыслей. Мда. Совсем сдурела.