– А ты знаешь, я недавно разгадала один писательский секрет, – Писательница нарушила тишину, воцарившуюся на опустевшей аллее.
– Какой? – заинтересовался Профессор и попытался приподняться на локте, но ещё больше погрузился в снег.
– Я думаю, что хорошее литературное произведение должно содержать в себе все виды искусства. Например, образы должны быть красочными и яркими, как в живописи. Эпизоды – как в кино. Движение сюжета – как танец. Ещё в произведении должна быть своя музыка. Своя мелодия, которой подчиняется сюжет. И когда найдёшь эту мелодию, эту нужную тональность, то всё пойдёт само собой. Оно из тебя как будто само выливается… А ещё интересно, что писателю приходится быть одновременно и актёром, и режиссёром. То есть влезать в шкуру всех своих героев и при этом говорить «верю» или «не верю»!
– Забавно, – усмехнулся Профессор. – Очень оригинальная идея. Вечно вы что-то нафантазируете!
– Это я-то фантазирую! – иронизировала Писательница, притворяясь обиженной. – Это вы великий фантазёр, вы всегда напридумываете такого… Вот ваш герой Джеральд Дали – тоже сплошная фантазия. Даже имя-то какое!
– И что вы имеете против фантазий? – скорчил серьёзную мину Профессор. – И против моего героя? Сейчас получите ещё одну снежную порцию!
И снежок уже полетел в Писательницу, но она вовремя успела удрать на безопасное расстояние.
– За своего героя я буду драться! – смеялся Карницкий. – Даже с вами, Кейт! И не посмотрю на то, что вы Писательница, да ещё и талантливая.
Профессор взглянул на свою подругу в снежном одеянии и понял, что вместо талантливой надо было назвать её красивой. У Писательницы горели глаза от восторга, щёки и губы зарумянились на морозе, волосы растрепались. Она сжимала в руке берет, который слетел с её кудрявой головы во время снежной битвы. Но Писательница была совсем не похожа на Снегурочку, скорее на Снежную королеву, только добрую.
– Что случилось? – улыбнулась Писательница, увидев замешательство Профессора.
Карницкий очнулся, поморщил брови и, посмотрев на часы, прозаично заметил:
– Пойдём домой.
Писатели нашли на одной из скамеек свои книги и медленно зашагали по заснеженной аллее дальше, домой, приминая пушистый снег подошвами сапог.
Наконец-то в один мартовский вечер был дописан последний эпизод рассказа. Писательница позвонила Профессору.
– Привет! Я его дописала!
– Дописала! Поздравляю! Теперь ты оправдываешь своё прозвище.
– Оправдываю! Теперь я точно Писательница!.. О, ты даже представить себе не можешь, как я сейчас счастлива. Я сейчас весь мир люблю!
– Почему же не могу представить. Ты меня обижаешь! – засмеялся Профессор. – Я очень тебя понимаю.
– Боже, Боже мой, как же я счастлива!.. Я так долго, так долго его писала!.. – восклицала Писательница и, усмехнувшись, прибавила: – Обещаю, что не напьюсь!
Профессор расхохотался.
– Почему же не напьёшься?! Такому случаю не помешало бы шампанское, чтоб пена… чтоб пробка – в потолок! Как у Пушкина. Чтоб штукатурка отвалилась!
Естественно, никаких потолков и пробок не получилось: поздравляли Писательницу и вправду шампанским, но только на воздухе – на физкультурной площадке прямо за её домом и прямо в тот же вечер, вернее ночь, под звёздами. Пробка, вылетая из бутылки, лишь чуть-чуть до них не долетела, слегка покачнув небесный купол. Или это в глазах у Писательницы всё было зыбко и ноги её не держали?
Яркие звёзды с бархатно-синего неба, как жемчужины из неимоверной глубины, смотрели вниз на писателей, и они, даже если бы очень захотели, не смогли бы понять, что радостного нашли эти трое в таком, пожалуй, незначительном событии, как написание рассказа всего-то в пятнадцать печатных страниц.