Осторожно все фиксирую и тур за туром накладываю повязку.

Я не поднимаю глаз, стараясь следить за своей работой. Но чувствую на себе тяжелый, изучающий взгляд. Возможно, я чувствую в нем нотки удивления. Возможно, мне это только кажется.

Озябшие пальчики плохо справляются с бинтом. Завязываю кривой бантик.

- Отлично! – Горский вырывает руку, не поблагодарив.

- Что ты собираешься делать?

- Продолжить, - отмахивается он.

- Сдурел? Тебе не стоит сейчас работать рукой.

- Я очень ценю твои советы, но лучше помолчи, - шипит он раздраженно.

Горский подхватывает первую попавшуюся тряпку и с ее помощью отрывает куски разбитого стекла и отбрасывает их в сторону.

Мужчина придирчиво осматривает получившееся окно, потом себя, обреченно опустив голову.

- Ты не пролезешь, - констатирую факт, зябко кутаясь в пуховик.

- Блядь, - очередное ругательство вместо конструктивного диалога.

- Давай, - протягиваю ладонь, еще не до конца понимая, зачем я это делаю.

- Ты тоже не пролезешь, - качает он головой отрицательно.

По новому, оценивающе осматриваю получившееся окно, после себя. Резко дергаю собачку вниз и скидываю пуховик.

- Поспорим? – вскидываю подбородок, бросая вызов.

Выхватываю из его рук красную тряпку и практически ныряю в образовавшийся провал.

Зажмуриваюсь от слепящего белого снега, что облепляет лицо и моментально застывает на нем ледяной коркой.

Мороз пронизывает меня, забираясь под две кофты. Открываю рот, чтобы вдохнуть, но тут же захлопываю, обжегшись ледяным воздухом.

Сквозь слезы стараюсь оглядеться. Все реально плохо. Машина мордой по самую крышу зарылась в сугроб. Передние двери плотно прижаты снегом, задние тоже. Наружу торчит только багажник, но при таком буране и ему недолго осталось торчать.

Я хватаюсь за обледеневшую крышу и подтягиваюсь.

Ладони взрываются от ледяной боли.

На что здесь можно повесить эту чертову тряпку?

Различаю на крыше антенну.

Подтягиваюсь еще и еще, как гусеничка стараясь просочиться через узкое отверстие.

Еще чуть-чуть! Дергаюсь и больно упираюсь бердами в края окошка.

Дальше я не пролезу.

Тяну онемевшую руку и только чудом хватаю антенну.

Она хрустит, и у меня в руке остается ледяной покров, чехлом снявшийся с антенны.

Заледеневшие пальчики не слушаются. Почти не чувствую ткани в руках. Закусываю губу и пытаюсь снова и снова пристроить тряпку на антенну.

С каждым новым порывом ветра природа словно пытается вырвать у меня наш единственный шанс на спасение.

Наконец, мне удается связать края узлом, и я понимаю, что это не просто тряпка. Это ярко-красные атласные труселя. По типу семейных. Широкие и…

Улыбаюсь онемевшими губами. Кто бы мог подумать, что плейбой Горский носит дедовские труселя!

Против воли воображение подкидывает мне картинки одна жарче другой. Обнаженный Денис соблазнительно двигает бедрами в такт какой-то музыке, оттягивая резинку красных семеек…

Или вот еще! Мужчина лежит на огромной кровати, согнув одну ногу в колене, его рука скользит по алой атласной ткани на своем же бедре, соблазняя и дразня меня…

Неожиданно ощущаю на теле чужие прикосновения.

Обжигающе горячие ладони пробираются под кофту, крепко обхватывают меня за талию и рывком тянут назад.

Задыхаюсь от возмущения и неожиданности.

Теряю равновесие и падаю обратно в багажник.

- Что ты творишь? – пытаюсь возмутиться, замирая в мужских объятиях.

Горский не просто поймал меня. Он настойчиво тянет меня на себя, заставляя практически усесться ему на колени. Его ладони хозяйничают по моему телу, скользя по плечам, груди, талии.

Стоит его пальчикам коснуться оголившейся кожи, как я вздрагиваю.