От стены отделилась тень и направилась к сцене. В таверне вдруг вспыхнул яркий свет и зал ахнул – все присутствующие узнали… Немезиду!

– Ну… Добрый вечер, варвары… – несколько смущаясь, начала хозяйка Храма, – спасибо за приглашение. Это была очень хорошая идея – устроить перемирие. Я бы сказала – лучшая за долгие годы, – женщина широко улыбнулась, открывая белоснежные зубы – по залу прошёлся лёгкий смешок, а Немезида продолжила.

– Многих из вас я уже видела. Некоторых даже запомнила. Есть среди вас сильные, опытные воины, не раз причинявшие мне и моим собачкам эммм… неприятности. Ну так в следствии этого хотелось бы попросить – будьте немного сдержанней в храме, в смысле выражений, а то порой уши вянут пока идет бой. Ну и ещё одна малость – уж если пришли меня бить, то сделайте это быстро, не мучайте меня и моих псов. Вас много, а я у вас одна, и мне тоже нужно время отдыхать и восстанавливаться. Ну а пожелать вам хочу… Даже не знаю, что желают обычно на праздники люди. Удачи вам и новых боевых достижений в новом году! Ну и напоследок, меня попросили вручить премию «Лучший Варвар» в номинации «Пещеры»…

Имя воина утонуло в шквале аплодисментов и на сцену стал подниматься один из обитателей таверны. Татка сидела за столиком рядом со сценой и потягивала сок из высокого бокала. Один оратор сменялся другим, каждый вручал какую-либо премию, кто-то шутил, кто-то говорил абсолютно серьезным голосом, но вся атмосфера таверны была пронизана праздником. Вокруг были давно знакомые и родные лица. Это был их мир. Варварский мир. Мир вечной войны и верной дружбы.

– В номинации «Лучший Варвар. Писатель Года» награждается… Татка! – слова словно эхом донеслись до девушки, а чьи-то руки уже схватили её и повели к сцене. Татка во все глаза разглядывала зал, всё ещё не понимая, что происходит. А на сцене стоял Сашка и смеясь говорил:

– Ну иди же сюда, поднимайся!

В руках он держал какой-то свиток, а рядом с ним на полу стоял позолоченный сундук. Потом наградили ещё несколько человек. И каждый раз таверна взрывалась овациями так, что дрожали её древние стены. Потом Дед Мороз стучал посохом об пол, кричал – «Ёлочка, гори!»

А потом с улицы раздались первые хлопки праздничного фейерверка и народ повалил на улицу, увлекая и Деда Мороза и Немезиду, и Татку. Девушка выбралась на улицу, холодный воздух обжег горло, она подняла глаза к небу и мир взорвался тысячами разноцветных искр.

– Татка! Очнись! Дыши! Ну очнись же ты! Я обещаю, что теперь уроки буду всегда делать! И по дому буду тебе помогать! Только очнись, пожалуйста! И матом ругаться не буду никогда! Ну очнись же!

Голос продолжал настойчиво звать и кричать. «Какие уроки?» подумала девушка и открыла глаза. Она лежала на берегу пруда, а над ней склонился брат, причитая и размазывая слезы по лицу.

– Котёнок где? Он жив? – только и смогла сказать Татка.

– Какой нафиг котёнок? Ты хоть понимаешь, что с тобой произошло? Да если бы не я, ты бы замёрзла тут насмерть! Хорошо хоть тут у берега неглубоко! Брат ругался и ругался, ворчал и пытался поднять сестру.

– Жив твой котёнок! Вон он. Это ты за ним сиганула?

– Угу, – только и ответила Татка, обнимая брата, – пойдем домой. Только маме ни слова! Обещаешь?

– Обещаю. А этого-то куда? – брат показал на котёнка. Тот сидел, закутанный в шарф и таращил огромные глаза.

– С собой возьмем. Куда же его. Зря что ли за ним ныряла?

И опираясь на плечо брата, Татка побрела домой.

А где то вдалеке разорвалась хлопушка – первая вестница приближающегося Нового Года.